– Картины и тетради, в которых она записывает свои сны, – серьезно ответил Фредерик. – Что-то вроде бортовых журналов, если угодно. Она наверняка положила их в другое место. Извините нас, но когда такое творится…
– Все нормально. Но почему она так расстроилась? Это же всего лишь тетради.
– Для нее они значат много больше.
Сыщики закончили осмотр, Фредерик проводил их в коридор и пожал каждому руку.
– Держите меня в курсе, если что-нибудь найдете.
Он запер дверь, как мог, и поспешил в спальню. И тотчас напрягся, учуяв запах горелого мяса. Опять. Он заколотил в дверь:
– Открой!
Не сразу, но Абигэль открыла. Потеки макияжа на щеках делали ее похожей на грустного клоуна. На руке ниже локтя розовел второй блестящий след, маленький кратер обожженной и вздувшейся плоти. Слезы боли застилали ей глаза. Особенно больно ей было за Фредерика, потому что ему приходилось все это выносить. Он, однако, не стал ее ругать. Помог сесть, осторожно взял сигареты и «Зиппо» с кровати и положил на тумбочку поодаль. Потом скрылся в ванной.
– Антисептиков больше нет, – сказал он, вернувшись. – Сбегаю в ближайшую аптеку, я быстро. Болит?
– Ноет, но я потерплю.
Фредерик помчался как одержимый вниз по лестнице. Вдруг его словно пронзило током: от резкого движения он потянул левую дельтовидную мышцу. Держась за плечо, он побежал по улице и через десять минут вернулся с полными руками бинтов, компрессов и антисептиков. Он распаковал их и очень осторожно обработал поврежденную руку. Достаточно было коснуться ожога, чтобы Абигэль скорчилась от боли.
– Ты всегда мне помогаешь. Даже когда я делаю большие глупости.
– У меня нет детей, но мне кажется, что с тобой я получил по полной программе. Почему ты не говоришь мне, что с тобой творится, Абигэль? Зачем подвергаешь себя такому?
Она смотрела на бинт, которым он обматывал ее руку.
– От меня оторвали кусок, они резали по живому, забрав эти тетради. Но если их могли украсть, то никто не украдет у меня мои ожоги. Эти метки – мой единственный якорь спасения. Уверенность в том, что все пережитое, все, что рассказали мне в издательстве, – правда. Сигарета выжгла это каленым железом в моем мозгу. Я не хочу проснуться завтра и спрашивать себя, приснилось мне это или нет. Благодаря этим ожогам я знаю, что не приснилось.
– Что такого важного произошло в Париже, чтобы оправдать твою выходку? Объясни мне.
Она рассказала ему все подробно: о встрече с издателем… о Джоше Хеймане и его десяти отрезанных пальцах, о больнице близ Кемпера и его молчании о причинах своего поступка…
