Евпатий невольно обернулся и посмотрел на ехавшего чуть сзади Ульвэ. Тот был спокоен и ничем подозрения Евпатия не подтвердил. Рыцарь, встретившись взглядом с русичем, лишь слегка кивнул, как бы давая понять, что все в порядке и спокойно следовал дальше.
Повернул опять свой взгляд на дорогу и Евпатий. Ладно, время покажет, все равно большинство отрядов занято заканчивающимся строительством под руководством самого воеводы и патрулированием недалеко от границ их военного поселения. Так что особого выбора, кого взять для поимки пленного, не было. Да и в любом случае что крестоносцев, что бойцов Глеба давно следовало проверить на настоящем боевом задании.
Вспомнив про патрули, Евпатий невольно нахмурился: за последнее время их количество пришлось увеличить чуть ли не втрое. Уж больно часто недалеко от лагеря стали встречаться все время ускользающие местные. И главное, никак не удавалось схватить хоть одного из этой драконоголовой породы предателей. Уж и засады делали, и против ветра старались держаться, чтобы местные не учуяли их своими языками, а все без толку. Мелькнет меж деревьев узнаваемая морда с раздвоенным языком, а через секунду уж и нет никого. Все это сильно настораживало. Нельзя было, чтобы в болотном замке раньше времени пронюхали задуманное русичами. Их лагерь, конечно, умело скрыт чародейством и помощью лесных духов, но создавалось впечатление, что драконоголовые тщательно стараются его отыскать.
А еще патрули уже не раз средь бела дня видели летучих мышей. Это тоже был знак весьма настораживающий. Эти крылатые твари частенько служат Некроманту, так что вполне возможно, что и маг Каэр Морта что-то вынюхивает.
Впереди показался всадник, едущий им навстречу. Это был Прошка.
Вот, казалось бы, кому Евпатий мог доверять как самому себе. Со следопытом Прохором они не в одной переделке побывали и не раз друг друга из беды выручали. Только вот и с Прохором последнее время как-то не заладилось.
С того самого дня, когда Евпатий не счел нужным взять Прошку на испытание Глеба и Ульвэ болотным великаном, тот отдалялся от него все дальше. Даром что Евпатий не стал тому пенять, что следопыт все равно тайком туда пошел (это было ясно по характерной грязи на обуви), так Прохор сам до сих пор ни в чем не признался.
Вообще, чем дальше, тем больше Прошка проводил времени с мастером Кешкой, что, с одной стороны, было, конечно, неплохо, а с другой, за следопытом все чаще стали замечать какие-то странности и нарастающую замкнутость и отчужденность.
