До каких-то пор я не чувствовала никакой боли в избитых частях тела, потому что была разгорячена, а ярость оттого, что я находилась в руках Национальной гвардии, и озабоченность опасным положением, в котором оказалась наша организация в связи с моим похищением, были намного больше, чем беспокойство о самочувствии. Единственно, что мне мешало, — так это спекшаяся кровь в носу.
Но постепенно я начала чувствовать, что боль увеличивается, а одну ногу совсем перестала ощущать — она затекла от наручников, которые врезались в мышцу.
«Чего же они хотят, если знают, кто я? — спрашивала я себя. — Надеются — когда я подтвержу свою личность — покончить со мной и направить всю ярость против Революционной армии народа, наносящей им столько потерь, и поднять таким образом моральный дух своих подчиненных? Если это так — очень хорошо, ибо получить сведения от меня они уже не смогут». В надежде, что они прикажут убрать меня, я решила в этот момент признать свое имя и покончить со всем этим раз и навсегда.
В это время один из присутствующих полицейских заметил:
— Слушай-ка, Тибурсия, Валье говорит, что ты отвечаешь за партийную кассу.
— Нет, — произнесла я.
— Не отрицай, это так. — Полицейский приблизился ко мне и, схватив за волосы, начал допытываться: — Адрес явки, которой пользуются Чоко, Чон и остальное руководство Народной революционной армии?
— Я не знаю.
— Знаешь, сука, но не хочешь сказать.
— Нет, не знаю, но если б и знала, не сказала, — ответила я.
— А-а! Хочешь казаться храбренькой, да? Что ж, посмотрим, — зловеще произнес он.
Тут я решила, что наступил момент сказать им, кто я такая, — тогда они придут в ярость и для меня все окончится быстрее. С этой надеждой и желанием умереть я заявила:
— Ладно, я действительно Гуадалупе Мартинес и являюсь бойцом Народной революционной армии.
— Ага! Значит, полицейских все-таки убивала ты. Но ты еще пожалеешь об этом, — пообещали мне. — Что ты делала в том месте, где тебя взяли?
— Ждала автобус на Санта-Ану.
— В Санта-Ану автобусы оттуда не ходят, не загибай.
— Ну, я шла туда — вот что я делала.
— И что же ты там хотела?
— Я шла домой.
— Не ври, ты собиралась встретиться с кем-то из РАН.
— Нет, я шла к семье, домой к сестре.
— И что ты намеревалась там делать?
— Остаться.
— А почему ты шла домой к сестре?
— Потому что так решила партийная организация ввиду грозящей мне опасности: ведь вы уже схватили несколько человек, которые могли бы назвать мое имя, и мне не оставалось ничего лучшего, как идти домой, чтобы жить с семьей, которая обеспечила бы мне алиби.
