Как память | страница 45
Я никогда не видел, чтобы мои сёстры смеялись с Октавией. Она не особо любит посмеяться. Она считает моих сестёр глупыми. Мне пришлось согласиться с ней. Однако было приятно видеть, как Феникс легко общается с Блисс. Слишком, чёрт возьми, приятно, чтобы ощущать комфорт.
— Не хотелось бы прерывать вечеринку, но что ты здесь делаешь, чёрт возьми? Почему ты не в школе? — Феникс даже не вздрогнула от звука моего голоса.
— И я тоже рада тебя видеть, старший брат. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Да, у меня всё отлично. Готова к экзаменам, и, о, конечно же, я зачислена в Университет Вашингтона.
Я закатил глаза. Это то, как Феникс снимает с себя лишние вопросы и в процессе, заставляет тебя чувствовать себя виноватым. Это срабатывает с большинством членов моей семьи. Не со мной. Со мной это никогда не прокатывало.
— Я не спрашивал ничего из этого дерьма. Почему ты не в школе? Почему ты здесь?
Она перевела своё внимание снова на Блисс.
— Он грубый. Всегда был таким.
Блисс тихо засмеялась. Этим утром я приехал готовый убедить её стать моим другом. В чём я сомневаюсь, потому что это, вероятно, глупая идея. Но я всё равно хочу этого, словно напрашивался, чтобы мне врезали. И после часа уговоров самого себя я приезжаю и нахожу здесь свою чокнутую сестрёнку. Которая всё портит.
— Я должна вернуться к витрине. Я оставлю вас двоих, — сказала Блисс, затем встала и ушла, и хотя я не должен был смотреть ей вслед, я смотрел, потому что я мужчина.
— Ну, будь я проклята, — сказала Феникс, возвращая моё внимание к себе.
— Что?
Она ухмыльнулась и посмотрела вслед Блисс, затем перевела свой взгляд на меня.
— Пожалуйста, скажи, что она, — Феникс указала подбородок в сторону Блисс, — обладает возможностью покончить с этими смехотворными отношениями, которые у тебя с Октавией.
Не только моей маме не нравится Октавия. Все женщины в моей жизни относятся к ней именно таким образом.
— Октавия всегда была мила с тобой, — напоминаю я ей. Она была мила со всеми ними.
— Милой, но напыщенной, — ответила она. — За этим милым поведением всегда скрывалось высокомерие.
Мы живём в мире напыщенности и высокомерия. Я не стал указывать на это. Решил оставить всё как есть.
— Почему ты здесь? — в этот раз я спросил твёрже. Я был близок к тому, чтобы позвонить отцу. Феникс этого не захочет.
— Потому что, — сказала она, вздохнув, — несколько выпускников повесили своё нижнее бельё на флагшток. Это было позапрошлым вечером. Возможно, был вовлечён алкоголь. В тот момент это казалось прикольным. Даже следующим утром. Пока мы не узнали, что там были камеры слежения. Мы должны были знать об этом заранее. В любом случае сегодня они позвонят нашим родителям. Так что я прячусь. Что думаешь? — она спокойно закончила свою речь.