в подарок на Сатурналию
[16].
— Паоло выглядит раздраженным, — отметил я.
Уилл пожал плечами.
— Ему повезло, он быстро исцеляется: сын Гебы, богини юности и всё такое.
— Ты пялишься, — отметил Нико.
— Вовсе нет, — сказал Уилл. — Я просто оцениваю, насколько хорошо функционируют его руки после операции.
— Пф.
Паоло наконец сел. Хирон прошёлся по длинному списку других травм, полученных в предыдущем парном забеге смерти: ожоги второй степени, разрывы барабанных перепонок, растяжение паховых связок и два приступа ирландской чечетки. В этот раз всего этого он надеялся избежать.
Одинокий полубог за столом Афины поднял руку:
— Хирон, просто хочу напомнить… У нас три исчезнувших жителя лагеря. Разумно ли проводить такую опасную полосу препятствий?
Хирон страдальчески улыбнулся ему.
— Прекрасный вопрос, Малкольм, но путь не будет проходить через лес, который, по нашему мнению, является самой опасной зоной. Сатиры, дриады и я будем продолжать расследование исчезновений. Мы не успокоимся, пока не найдём пропавших полубогов. Однако, полоса препятствий только способствует улучшению командной работы. Более того, она разовьет ваше понимание Лабиринта.
Это слово ужаснуло меня так же, как запах тела Ареса. Я повернулся к Остину.
— Лабиринт? В смысле? Лабиринт Дедала?
Остин кивнул, его пальцы теребили глиняные бусины на шее. Неожиданно я вспомнил его мать, Латрицию, то, как она игралась со своим ожерельем из каури, когда вела лекции в Оберлине.
Даже я узнавал много нового с занятий Латриции Лейк по теории музыки, хоть и отвлекался на ее красоту.
— Во время войны с Геей, — сказал Остин, — лабиринт восстановился. С тех пор мы пытаемся составить его карту.
— Это невозможно, — ответил я. — И, к тому же, безумно. Лабиринт — это злобное разумное существо! Мало того, что его нельзя нанести на карту; ему не стоит доверять.
Как обычно, я мог воспроизвести только случайные обрывки и кусочки моих воспоминаний, но я был уверен, что говорю правду. Я вспомнил Дедала. Давным-давно царь Крита приказал ему построить лабиринт, чтобы держать там чудовищного Минотавра. Но нет, простой лабиринт был недостаточно хорош для такого гениального изобретателя, как Дедал. Поэтому он наделил лабиринт собственным сознанием и способностью расширяться. На протяжении веков он рос под поверхностью планеты, как растение с чрезмерно разросшейся корневой системой.
Чертовы гениальные изобретатели.
— Он изменился, — сказал мне Остин. — С тех пор, как Дедал умер… Не знаю. Это трудно объяснить. Он больше не кажется таким злым или смертоносным.
