Затаившийся Оракул | страница 60
Притихшие Кайла и Остин с любопытством и изумлением подслушивали наш разговор. (Мои слова впечатляют людей).
Кайла подбежала ко мне.
— Ребята, о чём вы разговаривали в Большом Доме? Хирон рассказал вам об исчезновениях?
— Да, — я пытался не смотреть в сторону леса. — Мы обсудили ситуацию.
— И? — Остин растопырил пальцы на столе. — Что происходит?
Я не хотел говорить об этом. Не хотел, чтобы они видели мой страх. Я желал, чтобы моя голова перестала пульсировать от боли. На Олимпе головную боль лечили гораздо проще. Гефест просто раскалывал череп и вытаскивал из него новорожденного бога, который в тот момент там обитал. В мире смертных мои возможности были более ограничены.
— Мне нужно время, чтобы подумать об этом, — сказал я. — Возможно, к утру часть моей божественной силы вернётся.
Остин наклонился вперёд. В свете факелов переплетение его косичек напоминало мне узор ДНК.
— Это так работает? Твоя мощь со временем возвращается?
— Я…. я так думаю.
Я пытался мысленно представить годы рабства у Адмета и Лаомедона, но с трудом смог вспомнить их лица и имена. Моя блекнущая память до смерти пугала меня. Из-за нее каждая секунда раздувалась до невероятного размера и казалась чрезвычайно важной, напоминая мне, что время смертных ограничено.
— Мне нужно стать сильнее, — решил я. — Я должен.
Кайла сжала мою руку. Пальцы лучницы были шероховатыми и грубыми.
— Всё нормально, Апол… пап. Мы поможем тебе.
Остин кивнул.
— Кайла права. Мы с тобой. Если кто-то доставит тебе какие-то неприятности, Кайла его пристрелит. А потом я его так прокляну, что он на протяжении недель будет говорить только рифмованными строками.
На глаза навернулись слезы. Не так давно — сегодня утром, например — сама мысль о том, что эти юные полукровки могут быть мне полезны, казалась мне смешной. Теперь же их доброта тронула меня больше, чем сотни жертвенных быков. Мне даже не удалось вспомнить, когда в последний раз кто-то настолько заботился обо мне, что угрожал моим врагам рифменным проклятием.
— Спасибо, — мне удалось справиться с эмоциями.
Я не смог сказать «дети мои». Это звучало неправильно. Эти полукровки были моей семьей и защитой, но сейчас я не ощущал себя их отцом. Стоило признать, что эта мысль была мне в новинку. Из-за этого я почувствовал себя даже хуже, чем раньше.
— Эй… — Уилл похлопал меня по плечу. — Всё не так плохо. Так как у нас сейчас боевая тревога, нам, может, и не придётся участвовать в беге с препятствиями, запланированным Харли.