— Я слышал тебя в лесу. Ты… ты произносила пророчество?
— Найди врата, — она схватила мое запястье. — Прежде всего ты должен найти их, врубаешься?
— Но…
Женщина растворилась в пламени. Я отдернул запястье и схватил руль, так как колесница нырнула вниз. Мазератти превратился в школьный автобус — его я использую только тогда, когда нужно перевозить большое количество людей. Салон автобуса был заполнен дымом.
Где-то позади меня гнусавый голос сказал:
— Любым способом найди врата.
Я взглянул в зеркало заднего вида. Сквозь дым я увидел представительного мужчину в пурпурном костюме. Он развалился на заднем сидении, где обычно сидят всякие смутьяны.
Гермес обожает сидеть сзади… но это был не Гермес.
У него была слабовыраженная челюсть, огромный нос и борода, которая росла вокруг его двойного подбородка, как ремешок от шлема. Волосы его были темными и кудрявыми, точь-в-точь как мои, за исключением того, что не выглядели так стильно растрёпано и пышно. Его губы скривились, будто он почувствовал неприятный запах. Возможно, это из-за горящих сидений автобуса.
— Ты кто? — крикнул я, отчаянно пытаясь увернуться от неизбежного падения вниз. — Что ты делаешь в моем автобусе?
Мужчина улыбнулся, но это не прибавило его лицу красоты.
— Мой собственный предок не узнает меня? Обидно.
Я попытался вспомнить его. Но мой проклятый смертный мозг был слишком маленьким и неподатливым. Для него четыре тысячи лет воспоминаний были настоящим балластом.
— Я-я не помню, — сказал я. — Прости.
Языки пламени лизали пурпурные рукава мужчины, а он только смеялся.
— Ты еще не испытываешь сожаления, но это поправимо. Найди мне врата. Отведи меня к Оракулу. Я буду наслаждаться, сжигая все дотла!
Пламя поглотило меня, пока солнечная колесница неслась по направлению к земле. Я схватил руль и с ужасом таращился на то, как огромное бронзовое лицо маячит за ветровым стеклом. Это было лицо того мужчины в пурпурном, отлитое из металла, размером больше моего автобуса.
Пока мы мчались к нему, черты лица расплылись и стали моими собственными.
Я проснулся в холодном поту, весь дрожа.
— Спокойнее, — чья-то рука опустилась на мое плечо. — Не пытайся сесть.
Естественно, я попытался.
Моей сиделкой оказался молодой человек примерно моего возраста (моего СМЕРТНОГО возраста) с лохматыми светлыми волосами и голубыми глазами. На нём был медицинский халат и распахнутая лыжная куртка со словами «ГОРА ОКЕМО», вышитыми на её кармане. Лицо было загорелым, как у лыжника. Я чувствовал, что должен его знать. (Такое ощущение у меня бывало часто, с тех пор, как я свалился с Олимпа.) Я лежал на раскладушке посреди домика. По обеим от меня сторонам стояли двухъярусные кровати. Массивные кедровые балки подпирали потолок.
