— Господин президент… Вы точно уверены? — Снова спросил Томпсон, настолько быстро, насколько мог. — Это… беспрецедентно!
— В конституции нет ничего о том, что я обязан присутствовать на церемонии инаугурации, выступать с речью, ходить по улицам Вашингтона или выставлять себя и свою семью на всеобщее обозрение, — ответил Торн. Томпсон быстро прокрутил в памяти все, что узнал о конституции за двадцать лет ее изучения и преподавания, и понял, что Торн был прав: не было ни пункта конституции, ни любого другого закона, гласящего, что должна была производиться какая-либо церемония.
— Церемония инаугурации не есть чествование победителя, господин председатель Верховного суда, — продолжил Торн. — Я только что был назначен на очень важную работу, ни больше, не меньше. Я отринул ради этого свою семейную жизнь, свои мечты и чаяния, открыл себя и свою семью для общественного внимания, сомнений и опасности — и все это, чтобы работать на благо людей. Я не вижу причин торжественно отмечать ничто иное, как мирную передачу власти в главнейшей демократии мира. Если кто-то и может что-либо праздновать, так это избиратели, решившие отдать свой голос за того кандидата и ту форму правления, которую сочли нужным. Что касается меня, то я лишь прибыл на службу.
Томпсон не смог ничего ответить. Он протянул руку, и Торн тепло пожал ее. Затем Торн и Базик, пожали руки еще нескольким людям, и, под крики «Торн! Базик! Торн! Базик!» направились со своими семьями в Белый дом и свое место в истории.
Призрен, Косово, Федеративная Республика Югославия в это же время
— Usratta mozhna! Этот трусливый ублюдок даже не решается присутствовать на собственной присяге! — Смеялся старший капитан федеральной полиции из Призрена, Косово, Федеративная Республика Югославия, Любиша Сусич, с ликованием глядя в телевизор. Он гордился своем отличимым знанием русского, особенно матерного. — В тот самый момент, когда весь мир смотрит на него, он решает спрятаться в Белом Доме, on igrayit z dun» kay kulakovay!
Сусич находился в своем кабинете, задержавшись допоздна, чтобы посмотреть спутниковый телеканал, доступный только в здании штаба. Здесь он ощущал мир и покой, картинка на экране телевизора была четкой и ясной, относительно четкой из-за употребления им мараскина — крепкого и дорогого сербского вишневого коньяка, а еще здесь у него был пистолет, который он был обязан носить на базе, и который было запрещено носить за ее пределами. Это было одно из идиотских правил, которым он был вынужден следовать из-за оккупации Косово НАТО — он мог носить оружие, будучи окружен сотней тяжеловооруженных охранников, но должен был оставаться безоружным за пределами базы, из-за опасений беспорядков и разжигания страхов местного населения — большая часть которого с удовольствием организовала бы ему пулю в голову или нож в спину.
