После долгих споров вопрос о том, как следует идти Марии и Иосифу, отложили до окончания репетиции, и прогон представления начался. Мария и Иосиф постучали в дверь гостиницы, и хозяин, широко улыбаясь, сказал им, что мест нет.
— Патрик, чему ты так радуешься? — спросила Роза. — Ты должен быть в плохом настроении. Ты устал, у тебя не осталось свободных комнат.
Патрик попытался нахмуриться.
— У меня нет свободных комнат, — сказал он, — но вы можете остановиться в хлеву.
Он провел их к яслям, и Мария опустилась на колени.
— Где младенец Иисус? — спросила Роза.
— Он будет готов только к завтрашнему вечеру, — шепотом ответила Вирджиния.
— У кого-нибудь есть подходящая кукла?
Ангел из младшей группы подняла руку, и Роза сказала:
— Прекрасно. Мария, сейчас просто возьми одеяло. Хор споет первый куплет гимна «Далеко-далеко, в яслях». Подойдите и встаньте с этой стороны, — показала она.
Пастухи подняли связанные по две хоккейные клюшки, швабры и палки, приладили головные уборы.
— Хорошо, начнем, — сказала Роза.
Орган взял вступительный аккорд, и хор встал.
— «Да-алеко», — пропела Ди и закашлялась, прикрываясь рукой. — Есть… леденцы… от кашля? — удалось выдавить ей между приступами.
— Я видела в канцелярии. — Шерон сбежала вниз по ступеням алтаря и заспешила по проходу мимо пастухов в коридор.
Было темно, но Шерон не хотелось тратить время на поиски нужного выключателя. Лампы, горящие в храме, слабо освещали дорогу, и ей казалось, что она помнит, где лежат леденцы от кашля.
В канцелярии тоже не было света, а фонарь на крыльце преподобная Фаррисон выключила, чтобы не привлекать бездомных. Шерон открыла дверь, ощупью пробралась к письменному столу и пошарила по нему, пока не наткнулась на стеклянное блюдо. Взяв пригоршню леденцов, она осторожно вышла в коридор.
Хор запел «В полночь на ясном небе», но после двух тактов умолк, и во внезапно наступившей тишине раздался стук.
Шерон повернулась было к двери, потом замешкалась, подумав, что это, возможно, вернулась та пара, которую выставила преподобная Фаррисон, и сейчас начнутся неприятности, но стук был мягкий, почти робкий, и сквозь витражное стекло было видно, что идет сильный снег.
Шерон пересыпала леденцы от кашля в левую руку, приоткрыла дверь и выглянула наружу. На крыльце стояли двое, один немного впереди. В темноте можно было разглядеть лишь очертания их фигур, и Шерон сначала показалось, что это две женщины, но человек, стоящий впереди, произнес голосом молодого мужчины:
