С тополя по-прежнему не доносилось ни звука.
- Мика! На каком это он языке шпарит? - спросил Трясогузка.
- Кто?
- Да Цыган!… Иллюзион… Потом эта… панамима…
- Пантомима! - поправил командира Мика. - Это в цирке так говорят.
- Ругаются?
- Нет! Слова хорошие!… Ты что, в цирке не бывал?
- Ладно, замолчи!…
Прошло минут десять. Под деревом мелькнула какая-то фигура. Но это был не Цыган - повыше, постройней. Похоже - девушка. Она постояла у забора, а когда отошла, мальчишки заметили на досках белое пятно.
- Кто это? - спросил Мика.
- Не Цыган! - ответил Трясогузка.
А девушка пропала, будто и не было ее никогда. Только белое пятно на заборе доказывало, что ребятам не почудилось.
Прошло ещё несколько томительных минут.
Трясогузка уже хотел перебежать улицу, как появился Цыган. Он свесился с нижнего сука, спрыгнул на землю и заслонил на мгновенье белое пятно.
Перебежав улицу, он предстал перед командиром. Его можно было не спрашивать ни о чём: Цыган широко улыбался и победно потряхивал пустыми мешками.
- Ну и долбанёт! - сказал он. - Феерический каскад индусского факира!
- А флаг? - спросил Трясогузка.
- Туда же - в трубу опустил!… Смотрите, что ещё я принёс! - Цыган показал влажный от клея листок бумаги. - Женщина к забору пришлёпнула.
Трясогузка взял листок, на котором было что-то напечатано, и передал Мике.
- В штабе разберёмся!…
Весело потрескивала печка. Толстая стеариновая свеча стояла на большом ящике, вокруг которого сидела вся армия. Мика читал снятый с забора листок.
- «Трудовая Сибирь обливается кровью. Но чаша народного терпения переполнилась. Дни Колчака сочтены! Над белогвардейцами занесён карающий меч пролетариата.
Приближается первомайский праздник. Большевики-ленинцы призывают всех, кому дороги завоевания революции, отдать свои силы на борьбу с кровавой диктатурой «омского правителя».
Мика придвинул листовку к Трясогузке и сказал:
- Вот они - кавычки! А ты спорил!
- Где?
- Омский правитель в кавычках, потому что никакой он не правитель, как и ты - не птица трясогузка!
- Ты что, меня с Колчаком равняешь?
Трясогузка вскочил от возмущения и больно ударился коленом об угол ящика. Свеча упала и погасла.
- Да я тебя!… - зло закричал он.
- Бей! Я всё равно по правилам писать буду! - тоже закричал Мика.
Наступила тишина. Лишь потрескивала печка. Причудливые отсветы огня прыгали по стенам и потолку подвала.
- Это что же, бунт? - не предвещающим добра голосом спросил Трясогузка. - Против командира?
