Только через неделю приступили собственно к суду. Начался вызов свидетелей. Сначала солдат, которые рассказывали о бое перед городом с армией фэтров. Как они сражались, защищая город. Конечно, это было не по правилам, эти люди к процессу не имели никакого отношения, зато создавали в глазах людей мнение, что вот пока они сражались, некоторые тут власть захватывали. Но суд ещё только появлялся, и правил не было, поэтому Виктор прибег к этому манёвру с чистой совестью. Защита, правда, попыталась сбить солдат разными вопросами на тему защиты людей, города и короля, которого, собственно, никто не признавал. Но зрители защитников освистали. Раздались крики, что Грепп наш король. Пришлось вмешаться Виктору, поскольку Вертон почему-то растерялся, и потребовать тишины и уважения к защите. Потом защитников попросил быть более уважительными к королю. Впрочем, сами защитники теперь воздерживались от любых нападок на Греппа или Виктора, сообразив, что симпатии людей вовсе не на их стороне.
Потом пошли вызывать людей, уже непосредственно принимавших участие в бунте или его подавлении. Вызвали и новопроизведённого фэтра. Виктор же предложил вызвать и Линку с Хонгом, по поводу чего у него состоялся настоящий бой с Велсой и Алуром, которые требовали оставить их в покое.
— Ребята и так натерпелись сверх меры!!! — кричала Велса. — Хочешь кого вызвать свидетелем, вызывай меня!!!
Однако спор разрешила сама Линка, которая робко согласилась выступить. Глядя на неё, согласился и Хонг.
Выступление этих детей с рассказом о том, что творилось во дворце во время хозяйничания там бунтовщиков, по сути, решило дело. Даже если бы Виктор не позаботился об исходе суда заранее. Линка рассказывала всё честно и с той непосредственностью, которая свойственна всем детям. Многие в зале плакали, слушая, как «нехорошие дяди врывались ко всем, грабили комнаты и убивали, а потом говорили нехорошие слова».
— Я чувствую себя последним негодяем из-за того, что заставил Линку и Хонга пережить всё это заново, — признался Виктор Алуру.
— Рад, что ты хоть это сознаёшь, — мрачно ответил он.
А ещё через неделю Виктор принёс Греппу на подпись листы с приговорами — семь со смертными и трое приговаривались к изгнанию.
Грепп долго и старательно читал все листы. Вообще-то читать он научился только месяца три назад и делал это всё ещё довольно медленно. Но Виктор подозревал, что долгое чтение бумаг вызвано совсем не этим обстоятельством. Как бы подтверждая его мысли, Грепп поднял голову и посмотрел на Виктора.
