Литературная Газета, 6602 (№ 24/2017) | страница 70



не видеть бурю с мыса Феолент,

сравнив её с груди своей волненьем,

не подарить на много долгих лет

потомкам крымским дивные творенья.

Вот так добром нас наградило зло,

Но мысль одна царапает сознанье:

Ведь мог он заглянуть и к нам в Козлов,

Да, видно, не понравилось названье.


Евпатория. Малый Иерусалим

Так, видимо, угодно было Богу,

чтоб Город мирно жил и процветал,

собор, мечеть, кенасы*, синагогу

заботливо вместил один квартал.

Собор Николы караваем хлеба

людской любовью вынут из печи,

а рядышком на чёрной ткани неба

зажгла луна две белые свечи.

Приют – усталых путников отрада –

тугая караимская лоза

одарит терпким соком винограда,

прозрачным, словно детская слеза.

И потечёт неспешная беседа,

но будет обсуждаться горячо,

как помощь оказать верней соседу,

в беде подставив крепкое плечо,

как сообща к добру найти дорогу,

чтоб Город вечно жил и процветал…

Так, видимо, угодно было Богу,

собор, мечеть, кенасы, синагогу

заботливо вместил один квартал.

---------------  

* Кенаса – молитвенный дом караимов


Евпатория. «Дукат»

Знаменитую табачную фабрику в Москве

основали крымские караимы Дуван и Катык.

АиФ № 3, январь 1996 г.

Возле входа в метро на Таганке

приютился табачный киоск,

мимо люди снуют спозаранку,

словно рой растревоженных ос.

За витриной кипит разноцветье

ярких пачек, поставленных в ряд…

Среди них вдруг случайно заметил я

папиросы под маркой «Дукат».

Москвичи мне б сейчас не поверили,

с ихним гонором – им не с руки,

но ту марку столице империи

подарили мои земляки.

Господа, не чураясь новаций,

Ду – Дуван да ещё Кат – Катык

для Москвы с наших крымских плантаций

табака поставляли листы.

Тучу вывернул дождь наизнанку,

по-осеннему воздух промозг…

Возле входа в метро на Таганке

всё торгует табачный киоск.

Вот такая случилась история:

вдалеке от родимых пенат

передал мне привет Евпатории

сладкий дым папиросы «Дукат».


Евпатория. Цесаревичу Алексею Романову

Солнцу не добраться на террасах

сквозь листву густую до земли,

где в молчанье бродят по кенасам

тени императорской семьи.

Белые одежды, строги лица…

В окруженье грустных дочерей

под руку с царём императрица…

Только где ж царевич Алексей?

Он, когда на Город полдень ляжет,

будет там, где раньше отдыхал:

на своём, уже не царском, пляже,

о котором столько лет мечтал.

Хорошо ль, царевич, Вам купалось?

Ласков был ли с Вами наш песок?

Щедрое тепло его вливалось

в пулею не тронутый висок?

Тишина на пляжах полусонных.

Тень легка, попробуй, догони!..