Литературная Газета, 6602 (№ 24/2017) | страница 67
Сергей Василенко,мандельштамовед, куратор литературной экспозиции «Осип Мандельштам» в г. Фрязино:
– Изобразительными «прототипами» для памятника Осипу Мандельштаму в Москве послужили, как мне кажется, шаржи на поэта, принадлежащие Н.Э. Радлову. Думается, давно настало время создать памятник, отображающий облик Мандельштама, известный и по его фотографиям...
Роман Сенчин,писатель:
– Я за установку памятника Мандельштаму в Москве. Тот, что уже есть, слишком камерный и, на мой взгляд, не совсем удачный. Этот очень точно показывает Мандельштама тридцатых годов. В Москве тех лет он был одним из последних вольных поэтов. Поиск таких же вольных может символизировать и фонарь. Мне лично сразу вспомнились воспоминания о кружке, состав которого был очень странным на первый взгляд, – Клычков, Клюев, Павел Васильев, Мандельштам. Памятник можно поставить во дворе Дома Герцена, во флигелях которого Мандельштам прожил несколько лет. Двор небольшой, но изогнутый. По центру стоит – и справедливо – памятник Герцену, а в своего рода выемке, слева, если смотреть со стороны Тверского бульвара, вполне можно установить памятники двум великим жильцам этого дома – Андрею Платонову и Осипу Мандельштаму. Обилие памятников, думаю, хорошо повлияет на студентов располагающегося в этом здании Литературного института, которые, как мне кажется, не всегда помнят, где они учатся...
Елена Погорелая,поэт, критик:
– Новый памятник Мандельштаму работы М. Картузова действительно смещает акцент с привычного, устоявшегося за последние годы отношения к поэту как к символу катастрофы Большого террора и напоминает о Мандельштаме эпохи 1910-х годов. Призрачный след символизма, пространство поэзии и истории, по которому молодой поэт на ощупь прокладывает свой путь с фонарём… Новый памятник – это памятник человеку идущему, неслучайно юная лёгкость движений сопровождается здесь зрелыми портретными чертами: путь Мандельштама проходит сквозь разные земли и разные времена. Я думаю, картузовский памятник будет одинаково уместен как на московской, так и на крымской земле. Он не привязан к месту, а, напротив, заставляет ощутить космическую «всемирность» раннего Мандельштама, уверенного, что «…если подлинно поётся / И полной грудью, наконец, / Всё исчезает – остаётся / Пространство, звёзды и певец».
И пусть в данном случае вместо звёзд будет фонарь – всё остальное наличествует в полной мере.
Подготовил Игорь Дуардович