Эта идея-фикс имеет много общего с идеей-фикс Дон Кихота. Обоих этих персонажей объединяет некий этический и моральный идеал (идеал Высокого и Прекрасного). Но Дон Кихот беззаботен в своей оторванности от действительности, подпольный же человек знает иронию своего положения между идеальным и реальным.
Раз, проходя ночью мимо одного трактиришка, я увидел в освещенное окно, как господа киями подрались у биллиарда и как одного из них в окно спустили. В другое время мне бы очень мерзко стало; но тогда такая вдруг минута нашла, что я этому спущенному господину позавидовал, и до того позавидовал, что даже в трактир вошел, в биллиардную: «Авось, дескать, и я подерусь, и меня тоже из окна спустят».
Герой совершает одну из своих ночных украдочных прогулок, вокруг темно, он в своей прогулке одинок, и вдруг будто вспыхивает перед ним яркий экран телевизора, и в телевизоре он видит, как два господина дерутся киями. И его замечание «в другое время мне бы очень мерзко стало» любопытно: нормальный человек нормальной жизни скорей всего посмотрел бы на эту драку с невольным любопытством. Кто же не любит смотреть на драки, если они совершаются не слишком близко и не грозят тебе опасностью? Но герой Достоевского реагирует иначе. Разве в литературе Высокого и Прекрасного возможны такие драки? Там рыцари бьются на турнирах, там мушкетеры фехтуют на дуэлях, там Дон Кихот сражается с мельницами. Там существует честь, там существует код чести, там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит! Там, там, но не здесь, не здесь (не в России то есть)!
И тем не менее
…такая вдруг минута нашла, что я этому спущенному господину позавидовал, и до того позавидовал, что даже в трактир вошел, в биллиардную: «Авось, дескать, и я подерусь, и меня тоже из окна спустят».
Молодой человек готов совершить свой первый подвиг. Он готов любой ценой войти в общение с обществом людей, на которых он так нелепо не похож, а коль скоро, контакт с людьми рано или поздно закончится катастрофой, то уж пусть лучше тогда из окна выбрасывают: это хотя бы что-то докажет. Его мазохизм, как ни крути, рождается от несовпадения его идеалистических фантазий с реальностью жизни – несовпадение, на которое он так остро реагирует.
Но ничем обошлось. Оказалось, что я и в окно-то прыгнуть не способен, и я ушел не подравшись. Осадил меня там с первого же шагу один офицер. Я стоял у биллиарда и по неведению заслонял дорогу, а тому надо было пройти; он взял меня за плечи и молча, – не предуведомив и не объяснившись, – переставил меня с того места, где я стоял, на другое, а сам прошел как будто и не заметив. Я бы даже побои простил, но никак не мог простить того, что он меня переставил и так окончательно не заметил. Черт знает, что бы дал я тогда за настоящую, более правильную ссору, более приличную, более, так сказать,
