Шабашка Глеба Богдышева | страница 50



Зинка застыла посреди комнаты с кастрюлей.

— На! На журнал ставь! — Глеб схватил с комода «Технику молодежи», положил на клеенку.

Зинка поставила кастрюлю на журнал, полотенце, которым прихватила кастрюлю, кинула на тахту.

— Ты что, со мной жить хочешь?

— Ага.

— А дети?

— Подружусь… Мы и так с Саней временно…

— Вот именно «временно»… — Зинка тяжело вздохнула и сняла с кастрюли крышку.

— Ты покушай, я посижу, — сказал Глеб.

Зинка положила себе и молча стала есть, уставившись в тарелку.

— Ты ведь меня не любишь…

— Почему это не люблю? Полюблю… Ты женщина содержательная.

— Откуда ты знаешь?

— А чего тут знать, и так все видно…

— В Москве-то баб много… — непонятно зачем сказала Зинка.

— Навалом, — согласился Глеб. — Еще больше будет: тебя туда привезу.

— Глеб… — сказала Зинка и заплакала.

— А чего ты плачешь-то понапрасну? Я тебе ничего плохого не сказал… Хочешь, здесь поживем слегка, хочешь, туда сразу, — как хочешь… Я за тобой глядел: ты все по строительству знаешь-можешь, там таких баб мало… У меня связи по отцу еще остались… Устрою. Чего плакать…

— Я думала: ты тогда — просто так… Помнишь, в коровнике…

— Да я сроду над людьми не шутил; говорить — так всерьез, а так — лучше и не говорить вовсе…

— А родня?

— Чего родня? Мать ни при чем, сестра…

— Помню, помню, говорил уже… — Зинка схватилась за голову.

— Чего, голова?

— Да нет… А у тебя в Москве… — она замялась, — есть кто-нибудь?

— В смысле баб, что ли? Есть, Лидия Васильевна. — Глеб махнул рукой и подумал: «Жалко, Лидку не посадили…» — Зин, я уже старый, мне утомительно так-то, без толку… Это кто? — Глеб, чтобы сменить тему, взял с серванта фотографию.

— Я — «кто», не похожа?

— Шевеленая…

— Чего?

— Шевеленая, говорю… когда перед объективом дергаются.

— А-а-а, тебя и не поймешь…

— И не много потеряешь…

— Почему, Глебушка? — Зинка подошла сзади и стояла так, не зная, что делать: то ли обнять, то ли погладить. — Почему, Глеб?

— Потому что умное мною уже отговорено, — как стих сказал он. — Все умное — до тридцати пяти, потом фильм прервался, аут, как Васька говорит.

— Ну что ты несешь!..

Он обернулся.

— Опять плачешь… Чего ты? Все ж хорошо… — он погладил ее по волосам, — ты спрашиваешь — я отвечаю…

— Не говори так…

— Ну не буду, делов-то…

Зинка села на тахту плакать дальше.

— Зиночка, ну чего реве… плачешь? Ты побудь пока: я ребятам скажу, чтобы не искали, и — к тебе… Если хочешь, конечно.

— Хочу, — всхлипнула Зинка и высморкалась в лежавшее на тахте полотенце. — Сразу приходи.