Сухой жар ладоней — ну что же он горячий такой? — широких, неимоверно сильных и нежных, гладящих её уверенно и неторопливо. Встрепанные серебристо-серые волосы — пряди перехвачены ремешком, чтоб не лезли в глаза. Шрам — каков он на ощупь, если коснуться губами? — нельзя, рано. Йанта рассматривала драуга, словно видела в первый раз. Не просто драуга — Фьялбъёрна. Вот же… в постели и не выговоришь! Разглядывала, не позволяя себе утонуть в желании и понимая, что не сдалась еще лишь потому, что ей это позволяют.
— Нет, ярл, — сказала из чистого упрямства. — Я не хочу — так. Я не твоя игрушка. Возьмешь силой — пожалеешь.
Подняла тяжелые руки, чтобы оттолкнуть, встать, но ладони вместо этого легли на плечи-валуны, и подумалось, как бы самой обнять и пройтись по широченной спине кончиками пальцев, чтоб вздрогнул и прижал посильнее. Да что же это за наваждение такое?!
— Я не беру силой, — насмешливо прошелестел прибой в ее ушах. — Я просто беру свое.
И губы, пахнущие солью, прижались к её губам. Йанта мгновенно забыла, целовались ли они вчера, потому что это все равно было, как в первый раз. Горячо, остро, слаще южного вина, вкус которого еще хранили губы их обоих. Коротко и недовольно рыкнув, драуг все же притянул её ближе, уронил одну ладонь на бедро, прижимая к себе, и, едва оторвавшись, снова впился в губы.
Забыв о том, что собиралась сопротивляться, Йанта прижалась к широченной груди, обхватила плечи, на которых её ладони казались совсем узкими и маленькими, вдохнула полной грудью запах. Что, все? Вот так? Притиснули тебя — и сдалась? Мысли путались, как у пьяной, изнутри поднималась обида на саму себя, не на драуга. Холодная злая обида… Растаяла, поддалась, растеклась лужицей. Стоило пыжиться, если готова лечь под первого встречного! И снова, будто почуяв что-то, драуг оторвался от её рта, заглянул в лицо.
— Что? — спросил хрипло.
Вместо ответа Йанта еще сильнее стиснула губы, понимая, что если заговорит, — ничего хорошего из этого не выйдет. Да пусть уже берет. Подумаешь — еще одна ночь. А утром все-таки придется уйти. Уж лодку даст, наверное? Если та земля не почудилась — она доберется.
Но вместо продолжения ярл отстранился от её покорного и млеющего тела, только руки все так же гладили спину, не останавливаясь, не давая вздохнуть свободно.
— Глупая… — шепнул Фьялбъёрн насмешливо и ласково. — Глупая, глупая девочка. Что ты себе напридумывала? Ты не игрушка, ты огонь в ночи. Хмельной мёд, отравленный клинок…
