— Добрый вечер! — Налейкин был одет по форме, с кокардой.
— Здорово, Анатолий! — Андреич — наш капитан — Налейина знал давным-давно.
Налейкин громыхал сапогами по железном трапу.
— Разберитесь с пропуском, — попросил меня Владимир Павлович.
И я пошёл разбираться.
Мы присели в рубке у капитана.
Анатолий Налейкин был с женой Алёной.
Пьяный Саша-механик, которому сегодня — в пятницу тринадцатого — был день рождения, одарил хихикающую Алену яблоком, конфетами и чем-то ещё. (Имеет право!)
Налейкин важно сел и прочитал наш пропуск.
— Распишитесь, пожалуйста, — попросил я его, глядя, как Саня чего-то там рассказывает Алене.
Я помню эту женщину, когда ей было ещё девятнадцать-двадцать лет. Она «возмужала», но лицо осталось то же — как тогда из окошка. Я непроизвольно улыбнулся.
Налейкин меня тоже узнал (да и фамилия моя в пропуске), но пока молчал.
Он расписался в пропуске и начал рассказывать, что тут много медведей (шестнадцать штук он давича насчитал на поляне), а один — трехлетка — вообще обнаглел — поляков на крышу загнал! Те фотографируют его… Ничего не боится, только Костя его бензопилой и способен отпугнуть. Надо разрешение в Москве на отстрел попросить — как бы беды не было. Вон, слышишь собаки лают? Это он там шастает.
Потом Андреевич предложил всем выпить за встречу. Я отказался, я пошел спать, поблагодарив за предложение присоединиться (я пить не хотел — перегрузился на Млоконе!)
— Это вы книжку написали? — спросил меня Налейкин, когда я уже выходил из рубки.
— Я.
— А я смотрю, лицо знакомое. Я читал.
— Я знаю, — ответил я, и остановился.
Но больше ничего не последовало.
— Спокойной ночи, — пожелал я. — Ещё увидимся.
— А может?… — Налейкин кивнул на бутылку.
— Нет, спасибо. Я — спать. Завтра день будет трудный — на Рытый идем.
— На Рытый?
— В ущелье.
— А-а! Трапезников прошлый раз оттуда школьников привел.
— В смысле?
— Ну, школьников. После школы. Он всё время кого-то водит. Прошлый раз — школьников. Посадил их на корабль, а сам — обратно.
— Через ущелье Риты?
— Да. Через ущелье. А что?
— Так там же, пишут, человек не ходил.
— Ходил, Трапезников ещё тогда и двух священников провел, когда они часовню на истоке Лены освящали. Трапезников там постоянно ходит.
— То есть, оно проходимо?
— Конечно.
— А почему никто ничего не знает?
— А кто знать должен?
— Ну, не знаю. В книгах пишут — инопланетяне, медведи и всё такое.
— Не знаю — не ходил.
Налейкин испортил настроение.
— Значит, мы — не первые.
— Трапеза постоянно ходит.
