— Памятливый ты, Лука, — восхищался Кондрат, слушая его объяснения.
— Если бы тебе, крестник, столько горя в тех местах хлебнуть, и ты б не забыл их, мест этих, — покачал головой Бурило. Глаза Луки засверкали каким-то странным огнем. Затем, словно после грозы дождь, на его ресницах показались слезы.
— Яника, Яника, жена моя в плену азарянском, там, где Очаков, — сказал серб.
Лука будто застыдился своей невольной откровенности и снова долго хранил молчание, слушая рассказ Бурилы, пристально поглядывая на Кондрата. Потом вдруг промолвил:
— В такой путь пайцзу от сераскера[20] Едисанского надо. Обязательно пайцзу надо. Без нее пропадешь.
Бурило улыбнулся ему.
— Пайцза — это по-татарски пропуск. Коли получишь его от сераскера, ни ордынцы, ни турецкие стражники в дороге тебя не тронут, — разъяснил старик Кондрату. — Разумеешь? Правильно говорит Лука.
— А как эту самую пайцзу достать-то?
Лука хитро улыбнулся в курчавую волнистую бороду и положил руку на плечо Хурделице.
— Слухай, Кондратко, будет у тебя пайцза от самого сераскера Едисанского. Только уговор давай держать. Всю соль, что ты с чумаками своими привезешь, продашь мне по сходной цене. — Большие карие глаза Луки потеряли свою ласковость. — У турок и ордынцев за золото все, что хочешь, купить можно, и пайцзу тоже. За нее менее ста пиастров сераскер не возьмет. Денег у тебя и у чумаков твоих нет — я знаю. Так вот, сераскеру сто пиастров за пайцзу я сам заплачу — потом сочтемся. Процентов за долг не возьму, но ты в Хаджибее к хозяину тамошней кофейни придешь и передашь то, что я тебе дам. А ответ его мне принесешь.
— По рукам, Лука! Все будет по-твоему, — с жаром воскликнул Кондрат.
— Что ж, по рукам! Только, чур, уговор держать крепко. А дед Бурило судьей будет нам, — ответил сербиянин и до боли ударил своей ладонью ладонь Кондрата. Бурило разнял их руки.
— В путь готовься. На днях пайцзу я тебе дам, — пообещал Лука, расставаясь с Кондратом.
После этого разговора Кондрат зачастил к Буриле. Целыми часами слушал он рассказы старого запорожца о том, как тот ходил, бывало, через Очаковскую пустошь, по степям черноморским, к Хаджибею. Он расспрашивал старика о переправах через степные речки — Куяльник и другие большие и малые, холмистые перевалы, соленые лиманы, где над самым морем возвышаются башни турецкой крепости.
По этим рассказам деда и Луки Хурделица вырезал ножом на берестовой коре чертеж — путь, дорогу к Хаджибею. Свою работу он показал Буриле.
