После одиннадцати, а случалось, к после десяти, толпа ненадолго затопляла улицы, Тишина рассекалась шорохом уезжавших машин. Уже тьма во дворе, заметна луна посреди неба, снег блестит и блестит в отметенных от тротуаров сугробах. Лишь стеклянный куб театра все еще светится по-вечернему. Расходятся люди, разъезжаются машины, освящая дороги фарами.
…Но вот наконец окраина, бывший центр. Вот домишко мамы и Саши. Во тьме стекла окон старательно отражают снег. Вот дорожка к крыльцу, подметенная большущей метлой. Метла стоит а углу, опираясь о стену. Она похожа на домового — будто бы дух их дома! В ней что-то живое. Саша ее всегда выставлял у порога, когда подметал двор. А мама — нет, она запирала метлу и сарай.
Темно в их доме — все те же тусклые лампы. (И какая тут особая экономия — просто смешно: копейки, — и как безрадостно, неуютно!)
Половичок у двери… Он из деревни, из бабушкиного дома. Мама встряхивает его на снегу и снова кладет у иприт и кухни… Вот старые кружки, одна — с чуть отбитым краем. Вот на кухне бидон. От каждой вещи как будто исходит скука. Все стонет, жалуется — так казалось Саше. Он не любил своего дока. Дом был грустен и одинок… И веши в нем грустные, одинокие.
— Ложись. Завтра в школу не встанешь, Придется тебя расталкивать.
Скорей бы, скорее окончить школу! А что будет, когда ты окончишь школу?
Не знаю. Натяну на себя одеяло, зажмурюсь, подумаю Я хочу жить.
Но что это значит — жить?
Жить, как другие живут, так же радостно.
А ты уверен, что у других — радость?
Что-то рвется во мне и мечется… Нет! Не то чтобы а плакал но-настоящему — просто глазам горячо…
Горе, что ли, есть у тебя?
Нет. Но я задыхаюсь от жадности к жизни, только не знаю, с какой стороны примусь за этот каравай.
Спи. Спи! Завтра — утро. Всякий раз на следующий день настает утро.
Да. Я знаю. День начинается с утра.
А для тех, кого нет?
То есть как это — нет?
Очень просто. Люди не только родятся, живут… Они умирают.
Это «лю-ди»! Это ж — другое дело, Я никогда не умру. Земля — это я. Наш город — я. Ночь — это я. Скрип половиц — я. Я — это все вокруг, даже мерцание вот этого снега.
Саша учился в школе для русских. Эта школа были единственная в городе, и ходить туда от и дома было порядочно.
Зачем она его отдала в русскую школу? Этого он не знал. На вопрос, кто был его отец, он только одно отвечал себе: «Русский. Иначе чего бы это она меня записала а русскую школу?» Но как спросить об этом у матери? Разве спросишь?
