«Вы кого-нибудь ждете?»
«Девчонку жду!» — так же дерзко ответил ей Сашин взгляд.
Как мы встретимся? Что я ему скажу?
Я очень сдержанно: «Куприявичус Александр».
Он расширит глаза — и сразу за сердце.
Я: «Она мне сказала совсем недавно. Я о вас ничего не знал».
Или так.
Я: «Здравствуйте, Александр Александрович. Есть у вас немного свободного времени?»
Он: «Вы чем-то взволнованы?»
Я: «Нет. То есть, собственно… Я взволнован… то есть не особенно. Я… я… это как-то неловко выговорить… Я ваш сын».
Он (тотчас же за сердце. Пожилые любят хвататься а сердце): «Са-ша! Как ты на меня похож!»
Не буду думать. Чего уж теперь. Пора уходить. На дворе ночь.
Саша встал и вышел на улицу.
Рядом с отцовским домом тянулась набережная реки. Саша остановился и пристально поглядел на воду. Вода подхватывала огни, дробилась в их желтоватых всполохах.
Мне думается, вода — это символ жизни. От нее все вокруг зеленеет и оживает: трава, деревья. В ней что-то завораживающее, безостановочное — как жизнь. Вода— что наш Боливажис…
Поздно! Мне подо идти домой.
Это куда ж — «домой»?
Здесь, в Москве, его домом была тахта в чужой комнате — кожаная старенькая тахта, за которую он платил… Но ведь все же он, Саша, — «домовладелец» там, у себя на родине. У него есть дом, а возле дома — метла. Не у каждого есть свой собственный домовой. Он нарочно не запер метлу и сарай. Пусть стоит! Пусть ждет своего хозяина.
3
Несколько больших корпусов, обнесенных высокой оградой. Ворота заперты. Проходная, в проходной — пожилая вахтерша.
Подойдя к вахтерше, Саша робко и вежливо объяснил, что ему нужен профессор Бабич.
— Стану я из-за тебя тревожить профессора, — не глядя на Сашу, презрительно отвечала вахтерша, — Кто ведет твоего больного? Может, тебе не профессор нужен, а вовсе лечащий врач?
— Я по личному делу. К Бабичу. Попросите его, пожалуйста, назовите меня. Куприявичус Александр. Я… на Литвы. Из города «Н».
— И Литвы? Ну я что? У нас лежат со всего Союза. Справки родственникам по пятникам. Ты что, глухой иди бестолковый?
— Я письмо привез… письмо профессору Бабичу от нашего главврача.
— Выйди из проходной, позвоню. Доложат.
Минут через десять в дверном щели опять показалась ее голова.
— Бабич сказал, чтоб оставить письмо. За ним забежит сестра или санитарка.
— Не оставлю. — замявшись, ответил Саша. — Мне велено передать лично.
— А мне велено не впускать. На то я и приставлена, чтоб не впускать и чтоб не было беспорядку.
Дверь захлопнулась.
