«Вы на меня потратили много времени, — деликатно заметил Саша. — А вы так заняты!»
«Да уж, это конечно. Я очень занят листвой деревьев, — ответил ему, исчезая, Ушинскис. И только голос его: — Я вырос. Листки на до мной шумели когда-то, когда я пас коров и овец. Внизу, в котловине, мимо меня проносился поезд, отбивал колесами: „темп-темп“. Этот темп у меня в крови. Говорят, у меня чувство темпа, оно мне не изменяет».
«Вы счастливы?»
«Думаешь, если я актер, если мой театр и жизнь всех моих актеров на виду у города, у каждого на ладони, можно мне задавать такие вопросы?»
Так на ветру разговаривали они. Ничего не могло быть нелепей этого! И хоть бы Саша разговаривал во сне с главврачом, который был всегда очень ласков с ним. С главврачом или с этим… с Бабичем, которого как ни старался Саша, а представить себя не мог… Так нет же! Он разговаривал с тем человеком, которого лишь мельком видел на улице…
Ушинскис пришел к нему и ушел, как ветер с реки Боливажис.
— Саша-а! Саша-a! Голова у тебя на солнце. Вставай?
Сашу теребил за плечо главврач.
— Ой?.. Да… Спасибо… Я не говорил во сне?
— Вроде бы нет.
— А знаете, мне почему-то приснился Ушинскис.
— Ничего удивительного. Ведь Ушинскис властитель дум. Ты, должно быть, во сне держал у него экзамен и провалялся?
— Нет. Актером я не хочу быть. Я Для этого слишком мало нравлюсь себе.
— Саша, я давно хотел тебя спросить: в чем, собственно. ты собираешься заниматься?
— Я… я не знаю. Меня, наверное, призовут а армию или во флот… А потом… Я должен маме помочь. Ей трудно.
— Это, положим, верно. Саша, идем ко мне. Захвати учебники… А впрочем, оставь. Здесь никто не тронет…
— Ну вот… Садись… Ты заметил, Саша… я думаю, что обязан тебе сказать… Мать похудела. Она выглядит очень плохо. Нет, нет, не пугайся! Мы настаиваем, чтобы она поехала в санаторий, даем ей путевку, уж ты нас поддержи. Ладно?
— Разве… Разве она похудела? Я как-то не замечал.
— Это потому, что ты видишь ее каждый день.
— Вы — тоже.
— Но мы — врачи… Она часто лежит? Не спит, а лежит? Ты внимания не обратил?
— Никогда она не лежит. Если свободна, то едет в город, в кино или к тете Терезе. Или делает что-нибудь… Никогда она не ложится, и ничего такого…
— Ну ладно. Иди. Добро. Поможешь отправить ее в санаторий, Саша?
— Она не поедет. Мы летом сдаем две комнаты, в она упряма до невозможности.
— А ты повлияй.
— Мы никогда не жмем друг на друга.
— Но в данном случае — это твоя обязанность.
Первый удар очень дальней тревоги. Он отдался в Саше предчувствием.
