— Ну если только стреляющее ржавчиной. А так у меня осталась пара импульсных гранат и одна магическая.
П-21 направился к Глори, а я, вздохнув, зашлась кашлем, отхаркивая мокроту на упавший портрет какого-то вычурно выглядящего единорога. Затем сделала пару глубоких вздохов, чтобы немного оклематься.
— Как она? — спросил у Глори жеребец. К моему превеликому удивлению, я их слышала! (Оно было под буквой «Э»!)
— Она опять за своё, — пробормотала Глори, и я прямо таки почувствовала, как она бросила на меня беспокойный взгляд.
— В омут с головой?
— Ага…
Я повернулась и одарила их улыбкой.
— Эй, я в порядке. Я справилась с Деусом. Какая-то простуда меня не остановит, — сказала я, утерев нос копытом. Богини, интересно, а как я Баком смогу воспользоваться?
— Ну же, нам надо разыскать Розы и Торн.
Оглядев зал, я приметила три коридора, ведущие в разные крылья второго этажа поместья.
— Ты их все осмотрел?
— Все, кроме этого, — ответил П-21, указывая головой на баррикады перед нами. Изысканная и дорогая мебель, использованная в качестве укреплений, была щедро испещрена пулевыми отверстиями и так же щедро посыпана гильзами. Судя по костям, что находились по ту сторону баррикады, атакующих эта импровизация особо не остановила. Но всё же не многим из нападающих удалось зайти так далеко, так что актов вандализма стало значительно меньше. Стены украшали портреты красивых единорогов, но когда-то насыщенные цвета выцвели под действием плесени и сырости.
— Думаю, ты не знаешь, как его починить, да? — спросила я П-21, показав ему ПипБак.
— Я что, похож на ПипБак-техника? — ответил он с взволнованной улыбкой на лице.
Я услышала какие-то звуки и подала остальным знак молчать. Подойдя к ближайшей двери, я приложила к ней ухо.
— Тс-с… будьте паиньками и плохие пони уйдут, — послышался шепот из-за двери. Я попыталась открыть её. Заперто. Отойдя в сторону, я уступила дорогу П-21, и спустя две заколки, дверь распахнулась.
Мои друзья одарили меня ошарашенным взглядом, когда я постучала в дверь.
— Плохие пони не стучатся, — пояснила я прежде, чем вошла внутрь.
«Детская. Молю тебя, Селестия, только не заставляй меня убивать гулей-жеребят.»
Некогда яркие тона посерели, углы комнаты обветшали. Игрушки видали времена и получше, а книги, несмотря на весь уход, фактически дышали на ладан. На кушетке сидела на удивление молодая кобыла-гуль в потертом и выцветшем халате медсестры.[6] Её истлевшие крылья зеленовато-голубого цвета обхватывали детей, сидящих вокруг неё, будто защищая их от опасности.
