Охранницы Стойла Восемьдесят Девять снова показались из своего укрытия, разглядывая нас двоих. Я ехидно улыбнулась в их сторону и они тут же испарились.
— Тьфу ты… и долго они собираются так делать?
— Без понятия, — ответил П-21 с усмешкой. — Замечание на будущее: большинство пони, когда собираются принять ванну, первым делом снимают всё с себя. — Развернувшись, он поскакал собирать трофеи дальше.
Я удивлённо заморгала, а затем перегнулась через край ванны и закричала ему в след:
— Большинство пони не подстреливают так часто, как меня! За мою голову назначена награда, знаешь ли! Мою голову оценили в тысячи крышечек! — Я перегибалась через край ванны всё дальше и дальше, тыча в его сторону копытом. — А сколько стоит твоя голова, а?!
В этот момент физика вновь преподала мне урок, когда лишённая ножек ванна перевернулась, выплёскивая меня на разбитый асфальт. Шокированные этим зрелищем кобылки пялились на меня из подземной парковки.
— У меня очень-очень ценная голова, — пробормотала я, уставившись в небо.
* * *
Проспав несколько часов в холодной ванне посреди улицы, я проснулась, мучаясь от сушняка и головной боли, поскольку моё предательское тело усваивало алкоголь, обезвоживая ткани и даря мне ощущение, будто по моей глупой голове долбят кувалдой. Это Глори попыталась объяснить мне медицинским языком, почему я чувствую себя так хреново. Правда, голова у меня раскалывалась так сильно, что меня эта лекция мало интересовала. Ха, вот вам, умники! А тот факт, что меня всё ещё трясло от препаратов, которые я приняла, чтобы одолеть Деуса, лишь усугублял моё и без того незавидное состояние.
Мы всей честной компанией собрались в холле Восемьдесят Девятого, ожидая барпони, которая отправилась смешивать для меня что-то под названием «Расплата». Вскоре она вернулась с подносом, на котором стояла рюмка и большая бутылка с какой-то оранжевой жидкостью.
— Давай. Это вернёт тебя к жизни.
— Может всё-таки вернёмся в клинику к Скальпель? — пробормотала я, всматриваясь в содержимое рюмки. Она была наполнена какой-то красной жидкостью с плавающим сверху сырым яйцом, вдобавок всё это было присыпано какой-то красно-коричневой… мерзостью. — Пахнет отвратительно. Наверняка и на вкус такая же гадость.
Когда я ранее притащилась в клинику, Скальпель лишь одарила меня взглядом, в котором явственно читалось: «Это не ломка, это порча пожирает твоё сердце. ПРЕКРАТИ. ЕЙ. ПОМОГАТЬ!», и с этим вышвырнула меня на улицу. Да, она была мастером подобных взглядов.
