У Джемиля Керим-бея был родственник, по имени Рыфкы-бей, которого я просто не выносил.
Этот молодой человек, в прошлом учитель начальной школы, за два года, при поддержке влиятельного родственника, да и благодаря собственной угодливости и услужливости, выскочил в люди, сделался видным чиновником в министерстве иностранных дел. Он принадлежал к той породе людей, которые всегда готовы лизать пятки начальству, зато к подчинённым, ко всем, кого они считают ниже себя, не знают ни жалости, ни пощады.
В какой-то вечер, когда он собирался приехать в гости, пригласили и меня. Я попытался, было, улизнуть, сославшись на занятость, но не так-то легко вырваться из рук Хандан и Кемаля. Волей-неволей мне пришлось остаться.
Весь вечер Рыфкы-бей с присущей ему бесцеремонностью и самоуверенностью разглагольствовал, утомительно и нудно. После ужина он решил устроить Кемалю экзамен. Сначала он заявил, что тот недостаточно бегло считает по-французски.
— Главное — это практика, — сказал он назидательным тоном, повернувшись в мою сторону. — Вы должны как можно больше говорить с ним по-французски.
Я почувствовал, что бледнею, и опустил голову.
После французского Рыфкы-бей перешёл к арифметике. Поманив меня пальцем, как извозчика на улице или официанта в ресторане, он принялся писать на полях газеты цифры, время от времени спрашивая меня: «Вам понятно?»
Джемиль Керим-бей хоть и не слушал его рассуждений, но поддакивал:
— Правильно, беим. Вот именно. Арифметика — важный предмет. Её нельзя недооценивать.
Так мы просидели ещё с полчаса. Я крепился из последних сил.
Наконец стенные часы пробили десять, и Рыфкы-бей поднялся:
— Я велел подать экипаж. Может быть, он уже у ворот?
— Если подан, придут и скажут, — успокоил его Джемиль Керим-бей. — Впрочем, сейчас выясним, — и, обратившись ко мне, сказал: — Узнайте быстренько, не подан ли экипаж?.
В растерянности я вскочил и, выходя из гостиной, натолкнулся на курительный столик.
* * *
Вслед за Рыфкы-беем стали разъезжаться и другие гости.
Через сад я направился к себе в павильон. У самого берега моря между миндальными деревьями в одиночестве бродила Ведия-ханым. Я хотел пройти мимо незамеченным, но она окликнула меня:
— Иффет-бей, вы уезжаете в Стамбул завтра?
— Вам что-нибудь угодно, ханым-эфенди?
Я невольно спросил таким тоном, словно хотел сказать: «И вам тоже что-то угодно от меня?»
Ведия-ханым склонила голову и не ответила. По её виду нетрудно было догадаться, что она чем-то расстроена.
