— Да ты что, парень, — в одних трусах, что ли? Ах ты, дурачок, ах ты… — слышал я ее жаркий шепот. — Да у тебя же все хозяйство отмерзло!.. Давай-ка лучше ко мне, ко мне… — И моя рука, направляемая ею, переместилась вообще невесть куда.
Что случилось дальше, я всеми силами старался потом позабыть, а когда воспоминание выплывало, то всегда — вкупе со стихотворным предвидением времен «Бахчисарайского фонтана»: «в истоме сладкой скис…»
— Ах ты, моя целочка… Олегом тебя зовут, да? — прерывисто шептала Алевтина, все не отпуская мою руку. — Я сейчас, сейчас…
Потом, совершенно морально раздавленный, я сидел под ее тулупом, а Алевтина уже обычным, будничным голосом допытывалась, как же я, лопух этакий, отправился в дорогу по морозу без кальсон? А без них в Москву не пускают! Узнав, что кальсоны имеются, лежат в чемоданчике, она тут же заставила меня надеть их, деликатно отвернувшись.
— Теперь поспим до самого Торжка, — сказала Алевтина, вновь прикрыв меня полой своего необъятного тулупа.
В Торжке, когда я проснулся, в фургоне я никого не увидел. Фургон стоял на какой-то площади, забитой машинами. В кабине тоже было пусто — ни шофера, ни его тетки. Снег под ярчайшим солнцем слепил глаза. Откуда-то прибежал Серега и взволнованно сообщил следующее: автобусы, которым везли бензин, в Москву не пойдут. И вообще никакие машины с людьми в Москву не пойдут — категорическое распоряжение! Москва переполнена приезжими, там несусветная давка. Если какие-то машины пробуют прорваться, то милиция на подъезде к Москве стреляет по баллонам без предупреждения!
Вот тебе и приехали… Нашлись какие-то знатоки, говорившие, что надо добираться до Калинина, а оттуда уже пытаться прорваться поездом — в Москву отовсюду гонят порожняк, чтобы срочно разгрузить ее, так что есть шанс прорваться хоть товарняком. А до Калинина подбросит любая попутка.
Ни шофера, ни кого-то другого из нашей фургонной компании не появилось. Платить было некому, да, в принципе, и не за что (не довезли же до конца, как договаривались), и мы с Сергеем решили прорываться на Калинин. Прощай, фургон, прощай, Алевтинин жаркий тулуп, прощай, сама Алевтина, не знаю даже, как тебя и определить, как определить то, что ты со мной сотворила!
Расспросив людей, в каком хоть направлении находится этот самый Калинин. мы вышли на шоссе и тут же остановили проходящий самосвал. Кабина была уже занята двумя пассажирами, и молодой веселый мордатый шофер за совершенно чепуховую цену предоставил нам кузов, посоветовав только держаться крепче и не околеть от холода. До Калинина он домчал нас воистину с «ветерком». Единственным воспоминанием от этого перегона, уцепившись руками в железный борт самосвала, был встречный ездок. Он стоял в санях, в которые была впряжена корова, и, размахивая кнутом, подгонял ее, бегущую рысью. Когда мы расплачивались с шофером, я случайно увидел в зеркале заднего обзора свою физиономию и даже вздрогнул: исхлестанная ветром, она была совершенно кирпичного цвета.
