Отец мой в школу никогда не ходил и не пошел бы ни за какие коврижки. Мать, вернувшись после беседы с директором, долго разглядывала меня с неприязненным любопытством.
— Так вот, значит, каково твое творчество? — спросила она. — Теперь понятно, почему ты дома ничего не показываешь. Представляю наш восторг по поводу такого творчества! А ведь есть в Ленинграде пишущие школьники, ребята, сочиняющие настоящие стихи! Вот в классе у сына нашей медсестры один ученик и в стенгазете печатается, и в литературных олимпиадах участвует. Тут я понимаю: есть, чем гордиться и школе, и семье. А ты? Ты считаешь стихами ту гадость, которую дал мне прочесть Аркадий Исаакович (директор)?
Потом мать поведала, что этой моей рифмованной мерзостью оскорблен весь педагогический коллектив нашей школы, что в РОНО, а может, и в ГОРОНО уже известно все, и только под личную ответственность директора меня, может быть, оставят в школе, а если и оставят — то до первого серьезного замечания. И следить за мной отныне будут неусыпно: первое серьезное замечание — и я вылетаю из школы «с волчьим билетом». Этот «волчий билет» помнился матери еще с гимназии, где она начинала учиться перед революцией.
Конечно, это была накачка с максимальным запугиванием по поручению директора, уже давшего понять матери, что карательных мер ко мне не применят. Конечно, ни в каких ГОРОНО об этом случае не узнали, но я, надо признать, проникся опасностью момента и недели три после этого был образцом поведения и даже учебы, особенно на уроках нового нашего историка.
А историчку, надо сказать, мне было жалко…
Вскоре, столкнувшись со мной в коридоре, директор сказал:
— Ты, Тарутин, вместо того чтобы сочинять всякие непотребства, написал бы для школьной стенгазеты стихотворение о Советской Армии (приближалось 23 февраля). Сделаешь?
— Постараюсь, Аркадий Исаакович, — скромно ответил я, переполненный внутренним ликованием и уверенностью: конечно же, смогу!
— Давай, давай…
Вот оно, то самое официальное задание, подобное лицейскому: «А вам, Пушкин, советую встретить Гаврилу Романовича пиитическим подарком», или как там у Тынянова?
После уроков, не заходя домой, я пошел в Таврический сад, белый и безлюдный, очистил от снега скамью, уселся с тетрадью и карандашом и приступил к сочинительству, норовя осветить важнейшие вехи славного пути армии: становление, гражданская война, озеро Хасан и Халкин-Гол, взятие Берлина, боевая вахта на страже мира.
