– Будь чёрным день встречи в горах, Мануг! Чтобы высох твой род! Чтобы погасло твоё солнце! За что, бессердечный, посмеялся над стариком? За что сделал посмешищем. Смех людей не смутил Мануга. Он раздумывал: «Они смеются не надо мной. Просто отвыкли от правды. Сами себя не видят, не знают, не понимают. А долг художника – помочь им подняться. Пусть я живу хуже башмачника: разве не знаю, как стать богатым? Но для этого надо кривить душой. Обман же обману рознь. От обмана купца – сотни обедневших. От лжи художника – целые поколения. Пусть простят мне мои дети. Вырастут – поймут…»
Размышления прервал стук. Неслыханно! В низкую дверь вошёл князь в сопровождении слуг.
– Добрый день, Мануг! Добрый день, варбед! Покажи, покажи, что творишь с людьми. Говорят, ты мастер смеяться над ними?
– Да будет, князь, к добру твой приход. Я пишу сородичей, какими их вижу. А им кажется, что они лучше или хуже. Из-за этого и обиды. Даже добрейший Ованес проклинает меня…
Князь начал рассматривать картины. С одного полотна на него дерзко смотрел крестьянин. «В глазах моих крестьян – покорность. Они согнуты нуждой. И чем беднее, тем покорней. Зачем дерзкие?»
Нахмурился князь, но сдержал себя. Остановился перед другой картиной: на лань охотились турок, византиец и перс. От раненой лани тянулся кровавый след, похожий на очертания Армении. Князь поспешно отвернулся. И здесь увидел портрет юноши, известного своим уродством. Юноша жил подаянием, но никогда не радовался, не благодарил и не крестился, если даже подавали щедро. На портрете одухотворённо смотрел на луч солнца, который надвое рассёк мрачную тучу.
Осмотрев ещё несколько картин, князь вновь подошёл к портрету юноши. Возвышенный образ захватил его.
– Если и меня напишешь не хуже, награда будет достойной.
Пронзительно взглянул художник в красивое лицо князя. И вздрогнул: чуть ли не все пороки прочёл на красивом лице властелина. Твёрдо ответил:
– Нет! Таким я не могу тебя написать!
– Что, и мне для этого надо стать горбатым? – усмехнулся князь.
– Горб юноши – муки и надежда народа. И ты, князь, горбат. Но твой горб – пороки и злодеяния.
Расхохотался князь.
– Нет! Таким я не могу тебя написать! – повторил художник, переведя взгляд на портрет.
– Мануг, ты беден, потому что упрям. А ведь твои дети не хуже других, – и к ногам художника упал тугой кошелёк.
– Кто несёт правду, не бывает богат. Возьми кошелёк, князь, я неважный льстец, – ещё не досказал он, как ворвалась жена – Майрам.
