Гриша замялся.
– Леонид Ильич, мне пора на базу…
– Ну, если пора, тогда конечно. Военная дисциплина, разве ж я не понимаю? Сам служил. А про тот, другой случай я тебе в следующий раз… ага… Доскажу… Только напомни. Я ж теперь без бумажки, сиськи-масиськи, дверь гостям забываю открыть…
Генсек бросил на Гришу хитрый взгляд из-под клочковатых бровей и жизнерадостно расхохотался. Настроение у него уже явно улучшилось…
* * *
Беляков выждал, когда все покупатели в гарнизонном магазине разойдутся, прикрыл дверь, сделал глубокий вдох, поправил пилотку и бочком придвинулся к прилавку. Анжела шевелила губами, перебрасывая костяшки на счетах, и ничего, казалось, вокруг не замечала. Тогда Беляков сделала еще шаг вперед.
– Гри-и-ишенька, ми-и-илый! – Анжела растянула губы в фальшивой улыбке и кокетливо поправила белый беретик. – Почему не заходи-и-ил так до-о-олго, проти-и-ивный?
С некоторых пор в каждом ее движении и в каждом слове Гриша стал замечать фальшь, как в игре актера-любителя из жэковского театра.
– Да вот, только что сменился в карауле, – пробормотал он.
– Гриша, не ври мне!
Беляков непроизвольно напрягся. Эти же слова, и даже с похожей интонацией часто говорила его мама. Не самая, в общем, приятная ассоциация…
Анжела внимательно посмотрела на Белякова снизу вверх, улыбнулась уже мягче и лениво потянулась за прилавком, как сытая кошка.
– Я так соску-у-училась!
Беляков оглянулся на дверь.
– Через подсобку успеешь выскочить, – деловито пояснила Анжела. – Да и с каких пор мы стали такими пугливыми, а?
Анжела обогнула прилавок, одной ладошкой прикрыла Грише рот, а вторую запустила ему в брюки. Гриша вздрогнул. Волна приятной теплоты мгновенно поднялась от живота и ударила в голову.
– Пойдем, милый, – жарко зашептала ему на ухо Анжела.
Гриша послушно побрел за ней в подсобку, протискиваясь за полку, где лежали коробки с тушенкой и мешки с мукой, накрытые картоном. От губ Анжелы пахло клубникой, и у Гриши от этого любимого с детства запаха сразу закружилась голова. Даже если бы он попытался сопротивляться, руки бы уже не послушались. Они с треском расстегивали пуговицы на халате, освобождая из тесного плена грудь Анжелы – мягкую, теплую, шелковистую на ощупь. Анжела опрокинулась на мешок с мукой, крепко обхватив Гришу двумя ногами.
– Давай, милый, давай…
После первых неловких движений Гриша приноровился, нашел нужный угол наклона и сразу же увеличил темп. Теперь в голове у него не осталось ни единой мысли, словно весь он превратился в движение. И только перед самым взрывом откуда-то из глубины сознания всплыл тревожный сигнал: «Что же ты, гад, делаешь?», но и этот сигнал был почти неразличим, как послание из далекой галактики…
