"Конкретнее, пожалуйста", - попросил Яковлев и победно взглянул на Лукашевского: подтверждалась, казалось, его версия, что Режиссер обыкновенный мистификатор и авантюрист.
"Конкретнее? Но вы и об этом уже наслышаны - продолжал Режиссер, согласно кивнув головой. - Да, я хотел снять фильм. Но не "Вечная война", как здесь говорят, а "Последняя война". Еще недавно мы полагали, что последняя война атомная, что нас погубят классовые и идеологические распри. Но последняя война - к этой мысли пришел я, и жизнь подтверждает это - не идеологическая, не классовая, не война политических систем, государств, континентов. Последняя война - война крови, падение в дикость. Мне не давали снять этот фильм, меня преследовали, объявили сначала провокатором, затем просто сумасшедшим. И уже упрятали было в психушку..." - Режиссер вдруг замолчал и посмотрел на собеседников, как бы проверяя, какое впечатление произвели на них его слова.
"Ну, ну! - уже откровенно радуясь своей победе и улыбаясь, похлопал по колену Режиссера Яковлев. - Продолжай, продолжай! Теперь о том, как ты втерся в доверие наших болванов, как ты завоевал их симпатии, как внушил им безумные идеи".
"Я?! - Режиссер откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. - Ничуть не бывало. Разве я объявил соседний с вами район независимым государством? Разве я заблокировал атомную электростанцию в другом соседнем районе и прекратил подачу энергии в ваш район? Разве я организовал конные банды, которые теперь нападают на погранзаставу, на флотскую базу, даже на ваш маяк с целью добыть оружие? Разве я создал так называемые политические клубы жаждущих крови дикарей? Нет, не я! Все это уже было, когда мне предложили миссию... Режиссер мотнул головой и тихо засмеялся. - Высокая миссия, страшная миссия..."
"Снять фильм?" - подсказал Яковлев.
"Да, да. Снять фильм "Последняя война".
"И это смешно?" - спросил Лукашевский.
"Нет. Смешно другое. Как они облекли меня этой властью, этой способностью, как возлагали на меня вели, кую миссию. Да, да, я рождался в гроте, я проламывал вашу каменную ограду, я проникал сквозь стены... Мне смешна была эта игра. Но им непременно нужен был правдоподобный образ, земная форма неземной власти... И даже это, последнее, они хотят видеть как вполне земную съемку фильма. Чтоб не стирать затем в душах погибших, превращенных в космическую пыль, память о милосердном вмешательстве... Так он и говорят... Вот и все, господа, - сказал Режиссер и встал. - Вот и все. Теперь прощайте, он подал руку сначала Яковлеву, затем Лукашевскому. - Впрочем, могу показать маленькое чудо, - задержал он руку Петра Петровича. - Вы ведь не возьмете с собой на яхту эту картину, которую вы так торжественно и изящно назвали "Вид на пирамиду Хео из тени пирамиды Хеф". Она вам не понадобится. К тому же вы побываете вскоре у египетских пирамид - для этого вам понадобится лишь войти в устье Нила. Этот маршрут включен в план вашего плавания. Словом, картина вам не понадобится. Поэтому я ее уничтожу. Но не физически, разумеется, а чудесным образом. Ваш друг требовал чуда. И вот чудо, - Режиссер подошел к картине, коснулся указательным пальцем вершины пирамиды Хеопса, и вся картина мгновенно исчезла. Теперь в раме на стене висело чистое белое полотно. - Вот так, словно извиняясь, улыбнулся он. - Это делается именно так. Прощайте, господа. Счастливого вам и вечного бытия". - Режиссер снял с головы шляпу, поклонился и вышел. Шаги его замерли сразу же за порогом комнаты. Лукашевский, преодолев оцепенение, подошел к двери и выглянул на веранду. Там никого не было.
