"Вы сказали: мы ошиблись. Мы - это кто?" - спросил Яковлев.
"Мы? - Режиссер посмотрел на часы, прошелся по комнате, остановился возле письменного стола, перед "Застожьем", какое-то время смотрел на картину, потом повернулся, присел на угол стола. - Мы - это вызванное вами возмущение космических сил. Вашими мыслями и делами. Возмущение в целях саморегуляции. Если хотите - ваша судьба. Та самая судьба, которая, как у вас здесь говорится, в ваших руках, - усмехнулся он. - Вы действительно сами творили свою судьбу. До той поры, пока ваше существование и смерть не грозили гибелью прекрасной планете со всеми прочими ее обитателями, вы имели счастливую судьбу. Теперь вы - и это тоже дело ваших рук - имеете несчастную судьбу. Роптать не на кого, некого винить. Ваша судьба безлична. В лучшем случае, вы можете винить самих себя. Я - не человек. Я только приемлемый для вас образ рокового для вас возмущения. И милостивого возмущения, ибо вы уйдете в экстазе борьбы, самозабвенно, в предчувствии близкой победы, под возбуждающее пение боевых труб и под звон мечей... Разве это не милость?"
"А дети? А женщины?" - спросил Лукашевский, подумав о Павлуше и Александрине.
"Да, это вопрос, - Режиссер оглянулся на портреты Анны и Марии. - Это вопрос. Впрочем, зачем говорить об этом, если вы сами все увидите. Ведь я сказал вам, что вы останетесь вне взрыва. Вы досмотрите мой фильм до конца. Конечно, я обрекаю вас на небывалое одиночество. Но вы увидите Конец и то, что будет за ним - Новую Землю. Это знание стоит любых страданий. Впрочем, тяжелы только бесцельные страдания, когда в конце страданий - ничто: неведение и небытие. Ваше одиночество, ваши страдания будут вознаграждены знанием и жизнью. Но об этом нам следует договориться, - Режиссер вернулся в кресло, снова закинул ногу на ногу, обхватив руками колено, перевел испытующий взгляд с Лукашевского на Яковлева, с Яковлева на Лукашевского и спросил: Договоримся ли? Примете ли вы мой подарок, мою благодарность и извинения? Все же я отнял у вас то, что ранее принадлежало вам: способность и власть".
"Какая там власть, - вздохнул Яковлев. - Не власть, а рабство".
"Как Петр Петрович не осознал свою способность, так и вы, Сергей Яковлевич, не осознали свою власть, - возразил Режиссер. - Я упомянул тут имена великих властелинов: Навуходоносора, Дария, Кира. Вы могли бы стать одним из них".
"Неплохо бы, - засмеялся Яковлев. - А то, понимаешь, всякая шавка на тебя лает, всякий прыщ тебе начальник..."
