Большие называют родителей «стариками» — не за спиной, они обращаются к ним так, и довольно ласково, хотя Корнелиусу всего сорок семь, а жене его еще на восемь лет меньше. «Почтенный старик! — говорят они. — Милейшая старушка!», а родители профессора, которые влачат в его родных краях порушенную, запуганную жизнь, именуются ими «древними». Маленькие же, Лорхен и Кусачик, что столуются наверху вместе с «голубой Анной», которую зовут так из-за синевы щек, по примеру матери обращаются к отцу по имени, то есть «Абель». Звучит это в своей вопиющей доверительности невероятно смешно, особенно в прелестном исполнении пятилетней Элеоноры, которая точь-в-точь похожа на госпожу Корнелиус с детских фотографий и которую профессор любит больше всего на свете.
— Старичок, — приятно говорит Ингрид, положив свою крупную, но красивую кисть на руку отцу, который в соответствии с бюргерским, не вполне противоестественным обычаем сидит во главе семейного стола (сама Ингрид занимает место слева от него, напротив матери), — дражайший предок, позволь деликатно напомнить тебе, ибо ты наверняка сублимировал. Так вот, сегодня после обеда у нас намечается небольшое увеселение — гусиный припляс и селедочный салат. Лично для тебя сие означает, что следует сохранять выдержку и не падать духом — в девять все закончится.
— Вот как? — откликается Корнелиус, у которого вытягивается лицо. — Ну что ж, отлично, — кивает он, демонстрируя тем самым, что находится в состоянии гармонии с необходимостью. — Я только подумал… Уже сегодня? Ну да, четверг. Как летит время. И когда же они придут?
Гости начнут прибывать в половине пятого, отвечает Ингрид, которой брат при общении с отцом уступает первенство, так что пока он будет отдыхать наверху, то почти ничего не услышит, а с семи до восьми все равно отправится на прогулку. При желании может, конечно, улизнуть и через террасу.
— О, — отмахивается Корнелиус, имея в виду: «Ты преувеличиваешь».
Тут все-таки вступает Берт:
— Ваня не играет только в четверг. В любой другой день ему пришлось бы уйти в половине седьмого. Всех, кто примет участие, это бы задело.
«Ваня» — это Иван Герцль, прославленный первый любовник Государственного театра, близкий друг Берта и Ингрид, которые частенько попивают с ним чай и навещают его в гримерке. Как артист он является представителем новейшей школы, на сцене принимает крайне, по мнению профессора, неестественные, жеманные позы и надрывно подвывает. Профессора истории это расположить никак не может, но Берт находится под сильным влиянием Герцля, подводит черным нижние веки, что уже неоднократно имело следствием тяжелые, хоть и безрезультатные сцены с отцом, и с юношеским бессердечием по отношению к душевным страданиям пращуров заявляет, что, буде изберет профессию танцора, Герцль для него — образец, и даже официантом, в Каире, он намерен двигаться точно так же.
