У иного такого пишущего даже не скоропись, а борзопись, резвопись, лихопись. Некогда один из подобных лихачей пера сказал Юрию Олеше:
— Ну что, Юрий Карлович, немного вы написали, всего наберется на один томик. Да я могу прочитать за одну ночь все, что вы написали.
Юрий Олеша возразил:
— А я могу написать за одну ночь все, что вы написали.
Далее следует литератор, несущий свое «я» как вымпел. Обожает говорить о себе: я сочный, смачный, своеобычный.
Про него даже песенку сочинили: «А я себе…»
Иду себе,
Пою себе.
Пишу себе,
Люблю себе,
И то себе,
И се себе.
Еще себе.
И все себе.
И слово — мне,
И слава. — мне,
И слева — мне,
И справа — Мне,
И даже то, что не по мне,
И то вы тоже дайте мне,
И я иду себе, любя,
И я люблю в себе себя.
Один эгоман. или по-русски «самолюб», патетически воскликнул:
— Тяжело нашему брату-писателю!
Его собеседник ядовито заметил:
— Я даже не знал, что у вас есть брат писатель.
Вспоминается поэт, который написал книгу о стихах. Иллюстрируя стих разного размера, он цитаты приводил не из Пушкина, Лермонтова, Некрасова, а из самого себя. Маршак, прочитавший это саморекламное пособие, воскликнул:
— Да это же вагоновожатый, который угнал трамвай к себе домой!
Вообще следует отметить, что вечная формула «Я вас люблю» в наши дни звучит нередко так: «Я вами любим».
Еще один типаж: сверхосторожный. Панически боится впасть в ошибку. Когда пишет, мысленно ориентируется не на читателя, но исключительно на редактора. Столь боязлив, что, как рассказывают, заполняя анкету, против графы «пол» поспешно написал- «Нет».
Вот критик — не легковесный рецензент, не товаровед — оценщик от литературы, а действительно знаток, эрудит с целым рядом пядей во лбу. Но когда он отзывается о маститом, видном и весомом писателе — начисто забывает все, чему его учили. Прощает любую слабость — видит в ней силу, в серости — яркость и многоцветье. Когда же перед ним предстает молоденький, незнаменитый, ничем и никем не защищенный автор, тут-то он и включает свою эрудицию, вспоминает суровые заветы и наставления со времен Аристотеля. Смело воюет за качество художественной продукции. И уже все ему не так, не то, не туда: «Повесть, с одной стороны, суховата, с другой — сыровата». Любит распространяться о нелицеприятности критики. А сам он — типичный критик-лицеприятель.
А вот редактор, которого хлебом не корми, а дай поковырять, покромсать художественный текст. Этакий коновал, воображающий себя нейрохирургом. Костоправ, ставший литправщиком. Сам не пишет, но других заставляет писать так. как писал бы он сам, если бы писал.
