— Гаврила… Настя…
Работники не откликнулись. Бесекерский слышал лишь громкий храп и вздохи. Гаврила, который был и каюром и сторожем, спал так же крепко, как и его жена, кухарка Настя. Напуганные событиями дня, они перед сном опустошили флягу спирта, и теперь разбудить их было невозможно.
Удары в дверь стали громче. Бесекерский бросился к лежанке и схватил Гаврилу за плечо:
— Проснись… свинья!..
— М-м-м, — промычал Гаврила и повернулся к Бесекерскому спиной. Исидор Осипович рванул на нем рубаху, замолотил по широкой спине, но тот только несвязно что-то бормотал. В кухне стоял тяжелый запах винного перегара.
Настойчивый стук в дверь не прекращался. Досадливо сплюнув, Исидор Осипович поправил на своих худых старческих плечах теплый платок, в который он всегда кутался по вечерам, боязливо подошел к двери, ведущей в маленький коридорчик, и приоткрыл ее. В лицо ударил ледяной воздух. У Бесекерского перехватило дыхание.
Пурга задувала в щели снежную пыль. Исидор Осипович чувствовал, как она оседала на его лице и таяла.
Входная дверь затряслась под ударами. Звякнул большой железный засов в металлических петлях. «Надо поставить и второй засов, — подумал Бесекерский. — Завтра же прикажу». За дверью послышалась громкая брань. Исидор Осипович поднял револьвер, целя на голос.
— Кто там?
— Наконец-то проснулся, Исидор Осипович, — Бесекерский узнал Бирича. — Ну и спишь ты! Чуть не замерз я у твоей двери. Открывай.
— Что случилось? — Бесекерский был удивлен таким поздним приходом коммерсанта. — Случилось что?
— Открывай, — добродушно-приятельским тоном крикнул Бирич. — Новость тебе хорошую принес от американцев.
Бесекерский нащупал засов и с трудом отодвинул его.
— Входите! — Он не мог открыть дверь. Ее занесло снаружи снегом.
Бирич ногой расчистил снег и чуть приоткрыл дверь. В коридорчик ворвался вихрь снега, осыпал Бесекерского. Он, боясь простудиться, убежал в кухню, крикнув Биричу, который протискивался в узкую щель между косяком и дверью:
— Закроете на засов!
— Ладно, — Бирич оказался в коридорчике, за ним проскользнули Кулик и Еремеев. Павел Георгиевич прикрыл дверь, тихо сказал:
— Все делать без шума.
— Угу, — откликнулся Еремеев. Кулик по своему обыкновению промолчал.
Бесекерский стоял в дверях, ведущих в комнату. За его спиной горела лампа. Исидор Осипович удивился:
— Ты не один, Павел Георгиевич?
В его голосе зазвучала тревога. Бирич успокоил его:
— В такую ночь без провожатых одному из дому выходить — гибель. Ты что же, Исидор Осипович, на ужин не пришел? Занемог?
