Впрочем, писателю импонировало не только общий нонконформистский настрой редакции,
Нравилось "приятное общество" на страницах журнала. Например, соседство Ефима Эткинда. Или общество Иосифа Бродского (мы опубликовали его лекцию о русской поэзии в Барселонском университете, записанную моей приятельницей Асей Латышевой), Бориса Хазанова, директора Эрмитажа Пиотровского, Льва Аннинского и многих других.
Я всегда помнила мудрый журналистский опыт редактора "Современника" Николая Алексеевича Некрасова - считаться с пожеланиями "главных" авторов. У Некрасова это были Тургенев и Толстой, которые, к сожалению, между собой еще и не ладили, и нужно было находить особый подход к каждому. Для нас таким "главным" автором был Фридрих Горенштейн, и мы не стали бы публиковать авторов, которые его когда-либо лично обидели, тем более, что мы ему в этих "обидах", о которых многие сейчас пишут с иронией, особенно, когда речь заходит о его памфлете-диссертации, сочувствовали и сопереживали.
Кстати, от публицистики писателя отговаривали многочисленные "доброжелатели", считая, что он таким образом компрометирует себя как художника. История напоминает толстовскую. Льва Толстого в последние его годы жизни постоянно кто-нибудь отговаривал писать публицистические статьи. А он считал это нравственным долгом, такова была его художественная суть. И что же в результате получилось с творческим наследием ослушника-Толстого? А получилось, что "морализаторские", "нравоучительные" статьи Толстого органическая часть его творчества. О гоголевской "поучающей", проповедной литературе последних лет уже и не говорю. Впрочем, и он натерпелся неприятностей, публичных даже скандалов на страницах прессы, если не сказать больше, особенно со стороны литературного мэтра Белинского. Замечу только, что именно критики "поучающей" публицистики типа Белинского и были, в первую очередь, догматиками, пытаясь запереть музу в золотой клетке художественности, и запретить ей заниматься также делами земными, насущными.
Я не стану называть имени писателя и публициста, который поучал Горенштейна, предъявляя даже и претензии морального порядка: "Горенштейн, не пишите статей! Не ваше это дело. Пишите только художественную прозу". Горенштейн по-настоящему был огорчен таким непониманием. Во время последней их встречи он ответил ему: "Что ж, в таком случае я искренне советую вам писать только публицистику. Уверяю вас, публицистика вашего уровня, уровня большого мыслителя и блестящего стилиста принесет вам больше успеха, чем художественная проза".
