______________
* Goethe, Gespraeche, Gespraech mit H. Luden am 19. August 1806, in: Werke, Weimarer Ausgabe, v, 2, S. 98, Привожу цитату в собственном переводе.
Итак, два начинающих сценариста поднимаются по лестнице, и я как будто вижу их обоих: Горенштейна, болезненно худого, с лицом, как он писал о себе, покойницкого зеленовато-землистого оттенка, в рваных киевских ботинках и в пиджаке с чужого плеча, и Наймана - благополучного, нарядного, элегантного, рекомендованного авторитетными людьми, обгоняющего.
"Так или иначе, - пишет Найман, - я позволял себе небольшое развлечение: бросить, обгоняя его утром на лестнице, "привет" и наблюдать, как он преодолевает несколько секунд желание немедленно покончить со всем на свете, со всем человечеством и мирозданием, только чтобы никогда больше ничего подобного, возмутительного, невыносимого не слышать. Потом с отвращением - ко мне, к пустоте моего приветствия, к скорости моего передвижения по этим ступенькам (курсив мой - М. П.) и этому утру - он отвечал, картаво, со специальным презрительным агрессивным еврейским акцентом, почти выташнивал, "привет".* Сотрясаемый в негодовании куст, готовый загореться и сгореть, лишь бы сжечь бессмысленно чирикающего колибри. Все говорили, что "у Фридриха ужасный характер" - характер, действительно, был, но до характера я всегда видел страсть, вот эту самую: выжечь из реальности никчемное, неточное, застрявшее по небрежности. Если не из реальности, то по крайней мере из слов... В моих ларах и списках его имя занимает место среди тех нескольких, про которых, когда кто-то из них умирает, я с тоской думаю: почему я пропустил раз или два поговорить с ним так, чтобы его хорошенько послушать?"** Текст звучит исповедально, как позднее раскаяние, особенно последние строки. "Я с тоской думаю: почему я пропустил раз или два поговорить с ним так, чтобы его хорошенько послушать?".
______________
* Поскольку Горенштейн не картавил, то, стало быть, специально дразнил Наймана.
** Октябрь, 2002, 11.
Текст этот, по моему, тоже очень хорошо написанный, - раскаяние человека, знающего о себе то, чего многие не знают. А знает Анатолий Найман о себе то, что участвовал в общем хоре травли Горенштейна, и, более того, относился к тому меньшинству, которое заявляло, что у автора "Дома с башенкой" таланта нет. Просто у автора хорошая память. Так говорил Найман по воспоминаниям Горенштейна. "Да, у меня хорошая память", - ответил Найману Горенштейн.* Оценки, подобные Наймановской, быстро подхватывались другими. Наряду с политическим приговором в литературных кругах ("рассказ "Дом с башенкой" написал фашист") они способствовали разрастанию того самого снежного кома отторжения, который привел в конечном счете к отчислению Горенштейна с курсов.
