– Спущусь, посплю немного, – сказала Виола зевая.
– Иди, – улыбнулась Пенелопа.
Виола ушла вниз, в каюту. Пенелопа, внимательно глядя вперед, сбросила скорость; на подходе к Кастшеру она не отрывала взгляд от электронного буйка, предупреждавшего о подводных мелях. Яхта быстро приближалась к мелководью, до него оставалось метров сорок.
В рулевую рубку вошел Бьёрн. Он поцеловал Пенелопу в шею и спросил:
– Я начну накрывать?
– Виоле нужно бы вздремнуть часок.
– Ты сейчас говоришь как твоя мать, – мягко заметил он. – Она уже звонила?
– Да.
– Чтобы проверить, с нами ли Виола?
– Да.
– Поругались?
Пенелопа покачала головой.
– Что с тобой? Плохое настроение?
– Нет. Это из-за того, что мама…
– Что мама?
Пенелопа с улыбкой вытерла слезы и призналась:
– Она не хочет, чтобы я приходила к ней на Мидсоммар.
Бьёрн обнял ее.
– Наплюй!
– Да я и наплевала.
Медленно-медленно Пенелопа вела яхту по заливу. Глухо грохотал мотор. Судно шло так близко к берегу, что Пенелопа чувствовала запах травы и деревьев.
Девушка бросила якорь, и яхта медленно подплыла к скалистому берегу. Бьёрн, взяв конец каната, спрыгнул на крутой склон и обмотал его вокруг ствола дерева.
Земля была покрыта мохом. Бьёрн посмотрел на Пенелопу. Заслышав скрежет якорной цепи, какие-то птицы шумно завозились в кронах деревьев.
Пенелопа натянула спортивные штаны, надела белые кроссовки и, опираясь на руку Бьёрна, спрыгнула на землю. Бьёрн обнял ее.
– Пойдем смотреть остров?
– Кажется, ты собирался меня в чем-то убедить… – протянула Пенелопа.
– В преимуществах всеобщего права на доступ к природным угодьям.
Она с улыбкой кивнула. Бьёрн отвел волосы с ее лица, скользнул пальцем по выступающим скулам и густым широким бровям.
– Ну почему ты такая красивая?
Он легонько поцеловал ее в губы и потянул за собой в лесок.
Посреди острова отыскалась полянка – вся в кочках, поросших высокой травой. Над цветами летали бабочки и шмели. Солнце пекло вовсю, между деревьями на северной стороне острова поблескивала вода. Пенелопа с Бьёрном постояли, раздумывая, оставаться здесь или идти дальше, улыбнулись друг другу; потом оба посерьезнели.
– А вдруг кто-нибудь сюда забредет? – спросила Пенелопа.
– Здесь никого нет, кроме нас.
– Уверен?
– Сколько островов в Стокгольмских шхерах? Три тысячи? Наверняка больше.
Пенелопа сняла лифчик, сбросила кроссовки, стащила трусики вместе со штанами и вдруг оказалась в траве совершенно голой. Неловкость почти сразу сменилась ощущением чистой радости. Она подумала: как это возбуждает, когда кожу овевает морской ветер, а тело чувствует идущее от земли тепло.
