— Почему? — спросила Лида.
— Данила говорит, что у нее было два недостатка. Она слишком много говорила об искусстве и никогда не кончала…
…Лида открыла ключом дубовую дверь. Они вошли в темную переднюю. К ним подбежал Джек, деловито обнюхал, повилял хвостом и побежал куда-то к себе, стуча когтями по паркету. Они вошли в дальнюю комнату. Лида зажгла свет и стала раздеваться.
— Здесь очень тепло. Я, пожалуй, буду спать без рубашки.
Лида полезла под одеяло, ее огромная грудь воинственно вздымалась.
Вета потушила свет, тихонько разделась и пристроилась с краешку.
Вета сразу заснула. Ей снился сон. Ленинградское наводнение. Она в лодке с Данилой. Лодку сильно качает. Но это не страшно, даже приятно и волны — теплые. Данила ее обнимает, и по ее телу разливается истома.
Вета открывает глаза. На нее навалилось что-то большое, белое. Она открывает глаза шире. На ней лежит Лида, тискает ей грудь, а другой рукой ласкает ей промежность.
Вета оттолкнула Лиду.
— Что ты делаешь?
Лида громко задышала:
— Я люблю тебя, Вета. Очень люблю…
Вета ударила Лиду по лицу.
— Не дотрагивайся до меня!
Лида медленно сползла с кровати и заскулила по-собачьи.
— Прости меня, Вета… Прости…
А Вета не могла успокоиться:
— Ты дрянь! Ты извращенка!
Лида перестала плакать и стала молча одеваться. Собрала свои вещи. Вышла в коридор.
В дверях она остановилась и тихо сказала:
— Ты мне наплевала в душу…
Хлопнула дверь.
Вета подошла к окну и отдернула занавеску. Тверская была пуста. Шел сильный снег, снежинки вспыхивали и гасли вокруг электрических фонарей.
Вета нашла ванную комнату. Долго лежала в горячей воде.
* * *
…Ранней весной 1930-го Марк перевез в Ленинград родителей: Пашу и Анну. Их переезду предшествовали грустные события: прошлой зимой, словно сговорившись, умерли старики: отец Кати Гросс и Мишенькина bellemère. Освободилась жилплощадь: большая комната в Мишенькиной квартире и маленькая квартирка на шестом этаже. Паша и Анна выбрали квартиру наверху.
Переезд был делом хлопотным. Марк взял двухнедельный отпуск и отправился в Тифлис. Старшие Дадашевы, Жорж и Маша, долго не могли решить, как им поступить. Сперва собрались было ехать, но в последний момент передумали:
— Поезжайте сперва вы, — сказал Жорж, — а мы посмотрим.
И вот, наконец, Ленинград, Октябрьский вокзал. Вереница носильщиков торжественно загружает дадашевское добро — картонки, коробки, ящики с книгами — в огромный «линкольн». На шестой этаж вещи переносят дворник Василий Михеич и двое запойного вида мужичков. Выбежал во двор Мишенька — в неизменной студенческой фуражке, галантно поцеловал ручку Анне, раскланялся с Пашей, стал командовать разгрузкой.
