Тайга как будто хотела показать нам, что шутки с ней плохи и что все время надо быть настороже.
После сдачи лошадей мы договорились с заведующим сплавной базой, чтобы нам выделили кунгасы. Эти большие, неуклюжие, утюгообразные лодки, грузоподъемностью около трех тонн каждая, были «вчерне» заготовлены еще задолго до нашего приезда. Оставалось отделать их «набело», законопатить и осмолить (пеньку и смолу мы привезли с собой).
Два кунгаса были почти готовы, и 5 августа два отряда из нашей группы отчалили от берега и скрылись за поворотом реки.
10 августа наступил наш черед. Два небольших отряда — мой и И. А. Пудовкиной — также на двух кунгасах, распростившись с гостеприимным начальником сплавбазы, отправились в путь.
Через каких-нибудь триста метров мы уже сидели на мели. Пришлось лезть в воду и под заунывное «раз-два… взяли» шестами пропихивать кунгасы через мелкое место. Сколько раз впоследствии приходилось повторять этот сакраментальный возглас!
Каждый отряд состоял из пяти человек: начальника, прораба-поисковика, коллектора, промывальщика и рабочего. Прорабом у меня был молодой худощавый украинец Митя Бондаренко, которого мы все звали по отчеству — Гордеич. Коллектором была моя жена Варсеника Месроповна, маленькая худенькая женщина с затаенной искоркой печали в больших черных глазах — след неустанного воспоминания о детях, оставленных в непостижимо далекой Москве. Роль промывальщика исполнял дядя Ваня, исконный старатель и опытный таежник, — высокий, плотно сложенный мужчина со своеобразным свирепо-добродушным выражением рябоватого лица, окаймленного кустистой черной бородой. Рабочим был скромный паренек Вася, тихий и исполнительный. Для дяди Вани и Васи имя и отчество моей жены были непреодолимым звуковым барьером, поэтому по отношению к ней они применяли местоимения «вы» и «она»: первое — при непосредственном обращении, второе — заглазно.
Все мы, за исключением дяди Вани, были типичными «чечако», особенно по части сплавных дел.
У нас была маленькая лодка, на которой я обычно уезжал вперед осматривать береговые обнажения.
Дня через три после отплытия я задержался у очередного обнажения. Кунгасы проплыли дальше. На отмели около берега я заметил небольшой бочонок весом пуда на полтора, который с трудом втащил в лодку. Находка вызвала большое оживление. Каждый по-своему определял его содержание. Дядя Ваня был уверен, что бочонок с вином. Гордеич считал, что в нем селедка. Мне казалось, что он с огурцами. В общем каждый высказывал свои затаенные желания. На привале мы вскрыли бочонок. В нем оказалась превосходная солонина. Хотя наши ожидания и не оправдались, мы были благодарны судьбе за такой неожиданный подарок. Поделились, конечно, и с соседним отрядом.
