– У моей знакомой дочка погибла, - говорил Анцис глухим, из-за маски, голосом. – Двадцать два года девчонке. Собралась в Кулдыгу к родителям, приехала на автовокзал, и в этот момент взорвался поезд. Ее горящим бензином и накрыло…
– Жесть какая-то, - ответил Данила, закрепляя на столике бимсплитер. – Даже не представляю, кому понадобилось здесь такое творить.
– Пророссийски настроенным элементам, конечно, - невесело усмехнулся я, усаживаясь за компьютер. – Отражатель поставили?
– Да, - ответил Данила.
– Вот ты смеешься, а ведь действительно есть те, кто хотел бы присоединить Латвию к России, - глухо пробурчал Анцис. – Разве не так?
– Может и есть, - не стал спорить я, регулируя с клавиатуры движение отражателя. – Только терактами никого ни к кому присоединить нельзя. А ты, кстати, не задумывался, почему такие люди есть?
– Почему? – спросил Анцис, включая настроечный лазер.
– Вот ты представь, - я ввел параметры мощности. – Ты родился здесь, живешь ты в стране, говоришь на своем языке. Вдруг меняется власть, и та часть страны, где ты жил, объявляет о независимости. Но это полбеды.
Анцис поднял на меня взгляд, ожидая продолжения.
– Тебе вокруг все говорят, что ты оккупант. Что язык, на котором ты говоришь с детства — чужой. Тебя лишают гражданства и штрафуют за неиспользование языка, который тебе никогда не был нужен, потому что на нем в твоем окружении раньше никто не говорил. — Я настроил параметры D-поля, вытащив из лабораторной сети нужный файл. Анцис запыхтел, прикручивая крышку отражателя. — Как ты считаешь, это твоя страна? Будешь ли ты патриотом такой страны?
– Но ведь была оккупация! – Убедительно произнес Каулиньш, подсоединяя провода управления к приводу.
– А человеку насрать, была она или нет, - ответил я, включая поиск устройств. – Он персонально никому ничего плохого не делал и никого не оккупировал. Он просто жил в тех условиях, в которые его судьба поставила. Даня, включи зеленый лазер, пожалуйста, - отвлекся я. - Понимаешь, Анчи, получается, что он несет ответственность и лишения за то, чего не делал. А это – несправедливость.
– Но ведь он может выучить язык, стать гражданином, интегрироваться в латышское общество – это ведь не так сложно…
– Может, - кивнул я, настраивая параметры привода. – Многие так и сделали. Но с ними поступили несправедливо, вот в чем дело. А несправедливость – это такая штука, которая никогда не забывается. И не прощается.
– И теперь надо взрывать поезда? – хмыкнув, спросил он.
