– Здорово ты обыграла с этим зажимом для банкнот, – поделилась секретарша. – Я прямо нервничала за эту миссис Рузерфорд.
Эви попыталась заглянуть в офис у нее за спиной, но зеркальные золотые двери оказались закрыты.
– А… а мистеру Филипсу все понравилось?
Секретарша сочувственно улыбнулась.
– Да ну, милочка, ты же знаешь Большого Сыра: он выставляется только перед настоящими шишками. Ой! – она поспешно прикусила язычок. – Эви, я не то хотела сказать. У тебя очень популярное шоу.
Но не настолько популярное, чтобы удостоиться внимания самого хозяина Даблъю-Джи-Ай… Эви быстренько выкинула этот факт из головы, подхватила свое новое енотовое манто и серый фетровый клош[5] из рук гардеробщицы и устремилась вон, где на январской мороси ее ждала небольшая, но исполненная энтузиазма толпа. Стоило Эви распахнуть дверь, и люди хлынули к ней – черные зонтики колыхались сверху, будто мясистые, глянцевые лепестки какого-то исполинского цветка.
– Мисс О’Нил! Мисс О’Нил!
Блокноты и отдельные клочки бумаги затрепетали на ветру; она цветисто подписала каждый и порхнула по переулку к ожидающему ее кэбу.
– Куда, мисс? – вопросил таксист.
– В «Грант-отель», пожалуйста.
На них обрушился дождь. Подчиняясь какому-то затейливому метроному, дворники разгоняли воду с запотевающего ветрового стекла. Эви глазела в окно на этюд в тонах смога, тумана, снега и неона, который являл собою Театральный квартал Манхэттена в сей поздний час. На окаймленной лампочками афише фрачник в тюрбане простирал руки жестом факира, а пригожие хористочки танцевали под их мановения. На слогане выше значилось:
СКОРО НА СЦЕНЕ: КРАСАВИЦЫ ЗИГФЕЛЬДА
В ШОУ «ПРОРОЧЕСКИЙ РАЖ»!
МАГИЧЕСКОЕ МУЗЫКАЛЬНОЕ РЕВЮ!
Пророки сейчас были на подъеме и, можно сказать, непрерывно шли в гору, но никто из них еще не поднялся выше Эви О’Нил. Ах, если бы Джеймс увидел ее сейчас! Эви тронула рукой пустоту на шее, где еще совсем недавно висела братнина полудолларовая монетка – чистой воды рефлекс.
Билборд «Марлоу Индастриз» возносился над толкавшимися на перекрестке в ожидании светофора машинами. На нем красовался силуэт великого человека собственной персоной, рукой указующего в некое туманное будущее, обозначенное лишь лучами рассветного солнца. «Марлоу Индастриз»: Будущее Америки.
– Он скоро будет в городе, знаете? – заявил внезапно шофер.
Эви потерла виски, пытаясь унять боль.
– Кто?
– Мистер Марлоу, конечно.
– Да ну вас!
– Да я вам говорю! Он открывает в Квинсе эту, как ее там… короче, большую выставку, которую давно замыслил. На дорогах в тот день будет смертоубийство, помяните мое слово. Уж сколько он нам хорошего в жизни сделал – автомобили, аэропланы, медицина, хрен знает что еще… Вот это, я понимаю, великий американец!
