Перерождение | страница 36



В середине гурджиевского тренинга всегда делается трехдневный перерыв. И в эти несколько дней шел мощнейший процесс, ведущий к осознанности и самопознанию. Практика называлась Who Is In? (буквально «Кто внутри?»), а точнее, это был коан (дзен-практика, так называемый «вопрос без ответа»). Ты проводишь три дня в полной изоляции, наедине со своей зубной щеткой и ковриком для йоги, без какого-либо физического контакта, в полной тишине. И тебе ломают структуру: в любой момент, например, в четыре утра, вдруг: «Дзззынь! Tell me who is in?» А ты должен ответить на этот вопрос. И сначала ты несешь какую-то духовно-просветительскую пургу, как пионер, а потом уже начинаешь постепенно сходить с ума и наконец-то погружаешься все глубже и глубже внутрь себя, что и требовалось. А когда к тебе приходит настоящий ответ, ты проживаешь его в тишине, так как он невыразим.

У меня от этого коана чуть крышу не рвануло, если честно. Гурджиев вообще любил поддать жесткача своим последователям и ученикам. Он придумывал им такие практики, что закачаешься. Веганам давал есть горы мяса. Любителям найти во всем смысл и докопаться до истины давал лопату и просил выкопать десять глубоких траншей к обеду. Народ истошно копал, а после обеда Гурджиев просил все закопать обратно и сделать как было. А сам все время напоминал: «Наблюдайте, наблюдайте себя в практике, наблюдайте себя каждое мгновение, это все работа вашего ума!»

Или вот еще хорошее было упражнение. В те годы еще не было такого изобилия больших телевизоров, как сейчас. И вдруг – опа! – вносят в зал для тренингов огромную плазму и включают какой-то навороченный боевик со всеми джеки чанами и брюсами ли. Все, разумеется, «с голодухи» так вперились в экран, что взгляда отвести не могут. А я на всякий случай лег и уставился в потолок, чтобы не терять бдительности. И в самый разгар действа, в самый «опасный момент», когда «наших бьют», когда все полностью втянулись в сюжет и уже начали сопереживать плоской картинке, вдруг раздается: «СТО-О-О-О-О-О-ОП!» и немедленно: «Где вы сейчас?» И все сразу же понимают, где они: здесь, в этом моменте, или в выдуманном кем-то когда-то ненастоящем мире голливудских грез.

Я прошел тренинг, и 11 декабря, в день рождения Ошо, мы с группой выступаем с танцем перед огромной аудиторией в «Будда-холле». А на празднование в этот период в Пуну, и в частности в ашрам, съезжается огромное количество паломников и последователей учения Бхагавана Шри Раджниша. И выступать нам предстояло перед десятитысячной аудиторией. Все в белом, все медитируют в едином порыве. И их так много, что невозможно сразу всех окинуть взглядом. Для меня это было чем-то новым, такого со мной еще не случалось. И вот, когда меня «вывели» на сцену, я тут же полностью забыл все движения. Фьють, и нету. Словно не проходил я никакого двухмесячного тренинга. Представьте? Такого ужаса я не испытывал в Пуне ни до ни после. Вот эта близость провала, она меня потрясла. И это был не животный страх, нет. Это был ужас более высокого уровня – ужас проваленной миссии. Это было мощнейшее испытание на концентрацию внимания, на присутствие в моменте. Я справился с собой, отключил голову, расслабился, и тело само вспомнило все то, чему его учила эти два месяца Амийо Дэвиенн. Могу сказать, что в тот вечер я узнал, какой невероятный энергообмен происходит между выступающим и аудиторией. И когда аудитория большая, энергия твоего выступления, возвращаясь к тебе, отраженная тысячами зрителей, приумноженная в тысячи раз, сносит тебя полностью, стирает твою личность, заново переписывая тебя, прощая твои грехи, изливаясь на тебя любовью. Это выступление было точнейшей репликой того, что Гурджиев продемонстрировал в Нью-Йорке в далеком 1939 году. Я словно очутился там, в прошлом. Словно я находился рядом с изобретателем, с первооткрывателем этого чудо-танца. Но и сейчас я могу сказать, что каждый раз, исполняя сакральные движения Гурджиева, по привычке сначала обращаясь к своему разуму, в попытке вспомнить движения и их последовательность, ты сталкиваешься с тем, что ничего не помнишь, – ум не в состоянии хранить такое, он сбит с толку этими движениями. И каждый раз ты чувствуешь себя полным ничтожеством. А потом ты понимаешь, что тело-то помнит.