- А то они увидят! - буркнула я, разглядывая прореху, - Но, тетушка Мартина...
- Никаких «но»! Живо за работу!
Пока я мучительно колола пальцы иголкой, в дверь постучали.
- Мартина, пора ехать. Ее светлость готова? - Герсби вошел в гостиную.
Прощания Лиатрис с Мартиной и Морисом вышли бурными. Многократные обещания с одной стороны приехать сразу после дня рождения, не дожидаясь папенькиного официального приказа пойти вон, с другой – принять родной дочерью и жить одной дружной семьей. Много слез, много слов любви и пожеланий удачной дороги, много «уже скучаю» и «буду внимательна и осторожна». Герсби в итоге психанул и вынес кофр юной герцогини из дома. Подцепил его к магической подставке у седла, сразу вдвое уменьшившей и объем сундучка, и его вес, и хмуро встал рядом со своей лошадью, всем видом говоря, что пора бы прекратить эти водопады. Лиатрис крепко обняла дядюшку Мориса на прощание, поцеловала в обе щеки тетушку Мартину, и взлетела в седло. Согласно кивнула на вопрос гонца можно ли наконец ехать, пришпорила Дымка. Кормилица еще долго махала ей вслед платочком, вытирая льющиеся без перерыва слезы и высматривая силуэт девушки между домами, пока та не скрылась за поворотом.
Весь вечер Мартина неприкаянно ходила из угла в угол, тяжело вздыхая и поглядывая то на часы, то на окно. Ей все казалось, что Лиатрис вернется, что она упрямо сожмет губы и отправит папенькин приказ в пекло, что гонец ошибся и приказ нужно было доставить совсем по другому адресу, что… Морис пару раз прикрикнул на жену, чтобы та не чудила, но все было без толку. В итоге, муж налил Мартине успокоительных капель, сгреб ее в охапку и уложил спать. Женщина немного повертелась на кровати, но вскоре затихла и в доме воцарилась ночная тишина.
Но Мартине не спалось. Ее мучило непонятное чувство, что вот прямо сейчас должно что-то произойти. Хорошее ли, плохое, она не знала, но противное ощущение не покидало кормилицу. Словно зудело под лопаткой.
Глянув на мирно спящего мужа, Мартина встала с кровати, накинула на ночную рубашку платок и вышла из спальни. На улице было морозно и изо рта пошел пар, но женщина упорно встала у калитки в саду, чего-то или кого-то дожидаясь. И не ошиблась. Через десять минут, когда руки уже основательно заледенели, к дому приблизились два темных силуэта. Одинакового роста, одинаково одетые в темные камзолы, брюки и сапоги, как могла разглядеть кормилица в тусклом свете уличного фонаря. На из лица падали глубокие тени, но женщина была убеждена, что внешность незнакомцев тоже одинакова.
