— А послезавтра? Вновь враги? — уточнил Святозар.
— Даже самые мудрые из людей не смогут сказать наверняка, будут они живы к вечеру следующего дня или нет, — уклончиво ответил хан. — Так что ни к чему нам заглядывать далеко вперед. Мы все равно не увидим будущего, а даже если что-то и увидим, то все равно не поймем или поймем не так, как оно будет на самом деле.
— Хан мудр, — заметил Святозар с легкой усмешкой.
— Я не только мудр, но и справедлив. Если враг отважен и храбр, то я уважаю этого врага. Когда он попадает ко мне в плен, я не люблю наслаждаться его мучениями и смертью. Терзать беспомощного недостойно настоящего воина.
— Неужели ты просто так отпустишь меня и не потребуешь ничего взамен? — недоверчиво спросил Святозар.
Бату строго посмотрел на окружающую его свиту и произнес:
— Пусть кто-нибудь из вас вспомнит случай, когда я дал кому-то свое слово и не сдержал его. Хотя бы один. Ну! — нетерпеливо прикрикнул он.
Все молчали.
— А ты чего молчишь? — напустился хан на толмача. — Переведи князю то, что я спросил у своих людей.
Тот начал было переводить, но князь остановил его.
— Я знаю твой язык, — тщательно подбирая слова, медленно произнес он.
— Это хорошо, — одобрительно заметил Бату. — Взамен же подари мне то, что можно получить от гостя, — свою дружбу. В степи мне больше всего не хватает именно ее. — Он властно взмахнул рукой, и все присутствующие немедленно удалились.
В юрте остались только Бату и Святозар. Хан брезгливо пнул ногой по колодке, снятой с ног пленника, неторопливо уселся на подушку, валявшуюся на кошме, и жестом пригласил Святозара занять место подле него.
Когда тот уселся, Бату, понизив голос, продолжил:
— Если бы ты знал, как я устал от постоянной войны. Мне нужен прочный мир хотя бы с одной стороны моего улуса. Скажи, если ты напишешь своему отцу о моем предложении мира, он согласится заключить его со мной?
— Я не могу отвечать за своего отца, — сказал Святозар, но, заметив, как вытянулось и поскучнело лицо его собеседника, быстро добавил: — Но, насколько я знаю, он любит мир и всегда охотно заключает его с соседями. Он говорит, что правителю гораздо выгоднее, когда его подданные растят хлеб и торгуют, нежели когда идет война. За любую добычу рано или поздно придется заплатить такую цену, что станет невыгодно воевать. И еще одно могу сказать твердо. Если отец дает кому-то слово, он никогда не нарушает его.
— Это хорошо, — одобрительно произнес хан. — Я всегда считал, что с урусами можно иметь дело. Гораздо лучше, если они из сильного врага станут надежным другом, к которому можно без опаски повернуться спиной.
