— А я думал, ты из-за того, что с моей матерью не венчан был, да еще потому, что она — из холопок, — задумчиво произнес Святозар и прямо-таки впился глазами в лицо отца — что скажет?
— Так вот что тебя мучило, — медленно протянул Константин и строго произнес: — Глупость все это. — И повторил чуть не по складам: — Несусветная глупость, и не более того. Впредь о том не смей и помышлять, ибо я твою мать любил, как… — Он запнулся, но затем твердо отрезал: — Как свою жену, княгиню Феклу, никогда не любил. Но наследник у государя должен быть только один. У меня уже сыновей не будет, но, думаешь, второму или третьему из сыновей Святослава что-либо достанется? — И отрезал: — Нет. Паки и паки повторюсь — нет и еще раз нет. Их, как и тебя, даже царевичами величать никто не станет, ибо не по чину, потому что царевич — это наследник титула, а он звучит — государь всея Руси. Ты вслушайся токмо — всея, то бишь один на всю Русь. И будут они точно так же, как и ты, ходить в княжичах, хотя мать их со Святославом венчана по всем правилам. Я тебе больше скажу. Если ума у них будет немного, то они и твоих высот нипочем не достигнут. Уразумел?
— Уразумел, — кивнул Святозар. — А ежели умрет царевич? Тогда как?
— Тогда им, скорее всего, нарекут следующего по старшинству княжича, — пожал плечами Константин. — Но тут уже царь вправе решать.
— Выходит, я у тебя как бы про запас, — не унимался Святозар.
— Ничего не выходит, — отмахнулся Константин. — Или сам не ведаешь — у Святослава уже трое. К тому же старший, Николай, немногим младше тебя. Да и Вячеслав с Михаилом от дочки Ивана Асеня тоже крепенькими мальцами растут. Опять же невестка моя снова на сносях, и знающие бабки шепчут, что и на сей раз сына родит. — Он подозрительно покосился на Святозара и спросил — А ты это к чему спрашиваешь?
— Да я так. К слову пришлось, — замялся княжич.
— Ты это «так» из головы-то выбрось, — посоветовал Константин и угрожающе пообещал: — А если я дознаюсь, что оно тебе не само туда залетело, а неведомые доброхоты постарались, то вот тебе крест — ноги им велю повыдергивать и собакам скормить.
— Нет! — вскричал княжич. — Я сам! Подумалось мне как-то, вот и все.
— Ну-ну, — засопел Константин. — Только ты запомни накрепко. От этого «так» вся Русь кровавым огнем займется и горючими слезами зальется. Да и тебе самому в этом огне уцелеть не удастся. А главное, ради чего? Гордыню потешить? А ты лучше про груз подумай, о котором мы с тобой говорили. Тяжела корона, сынок. Царский венец много дает, но еще больше спрашивает. Тебе о другом помышлять надо — как своему брату верной опорой стать, как подсобить ему и хоть часть ноши принять на себя. Тогда и только тогда тебе честь и хвала будет, и славу о тебе мои монахи-летописцы в века понесут, всем прочим в назиданье, уж ты мне поверь.
