— Нет, — упрямо мотнул головой епископ. — Тебе надлежит освободить захваченные замки через три дня, от силы — через неделю. Это самый больший срок, который я могу обождать. Иначе наша сделка не состоится.
— Ну нет так нет. Быть посему, — хлопнул по резным подлокотникам кресла Константин, легко поднимаясь со своего места.
С наслаждением наблюдая, как лицо епископа плывет в сдерживаемой с огромным трудом улыбке, князь со столь же милой, безмятежной, чуть ли не ангельской улыбкой пояснил:
— Не состоится так не состоится. Тогда и говорить не о чем.
Покосившись с некоторым сочувствием на отца Альберта, впавшего чуть ли не в полуобморочное состояние, Константин пожалел о том, что нет сейчас рядом с ним князя Вячко. Уж он бы оценил по достоинству эту гримасу, состоящую наполовину из тихого бешенства, наполовину из ярости и сверху густо посыпанную почти неприкрытой звериной ненавистью.
— Тебе нехорошо, отче? — выражая беспокойство, спросил он, продолжая наслаждаться торжеством победы, вкус которой он оценил только теперь, разглядывая отца Альберта.
— Нет-нет, благодарю тебя, князь. Беседа с тобой была для меня истинным наслаждением, — нашел в себе силы ответить епископ, но, не удержавшись, добавил: — Отныне я буду молить господа лишь о том, чтобы он удостоил меня еще одной столь же приятной беседы с рязанским князем и я смог бы по достоинству угостить его в своих скромных рижских покоях.
— Как знать. Может, и заеду погостить на денек-другой, — не переставая улыбаться, поддакнул Константин и сделал окончательный вывод относительно умственных способностей своего собеседника: «Не дурак, конечно, но и гением не назовешь», забыв, что недооценка врага бывает во сто крат хуже переоценки.
— До встречи, — позволил себе епископ многозначительное обещание, но, очевидно, чем-то выдал свои чувства, поскольку улыбка с лица русича мгновенно сошла.
«Ну и ладно, — подумал отец Альберт. — Так даже лучше. Пускай знает схизматик, — но тут же поправился: — Не-ет, он намного хуже. Он не схизматик и даже не язычник. Те хоть не ведают, что не хотят принимать, а этот… богоотступник».
— До встречи, — эхом откликнулся Константин, машинально повторив слова епископа и размышляя про себя, насколько круто пересолил он в разговоре с ним и как это может аукнуться в дальнейшем.
Однако почти сразу он отмахнулся от этой мысли, здраво рассудив, что как бы то ни было, а ничего уже не изменишь.
Через два дня было заключено перемирие до лета 1222 года. Полчища крестоносцев, повинуясь договору, неохотно двинулись восвояси, очищая земли Кукейноса — до Гернике они так и не дошли — от своего смрадного присутствия. Настроение у рыцарей было прескверным. Впервые за долгие годы пребывания в этих местах им нанесли тягчайшее оскорбление — не дали себя победить да еще и отняли увесистый кусок владений, составлявший чуть ли не половину всех земель вдоль Двины.
