Опять же дозволил князь пару-тройку бочонков хмельного меду почать. На всю дружину такое количество, конечно, не столь уж и велико, но веселья все одно добавляет. Да и скорость на дневных переходах не утомительная. Шли никуда не торопясь, давая время догнать их небольшое войско союзным полкам из Ростова, Ярославля, Углича, из прочих земель Владимиро-Суздальской Руси, чтоб и с Заволжья успели вовремя подойти.
Общий же сбор был назначен у истока Клязьмы, в том месте, где она подходит ближе всего к Москов-реке — и двадцати верст не будет, если брать по прямой. По Клязьме должно было подойти на ладьях и все пешее ополчение брата Юрия, и прочие дружины.
Место общего сбора было удобным еще и потому, что невдалеке на Москов-реке стоял одноименный град. Хотя, конечно, сельцо это градом трудно назвать, разве что исходя из того, что там все-таки имелся захудалый кремник[11], но тут суть была в другом. Во-первых, можно было устроить для всех какой-никакой отдых, во-вторых, пополнить припас, подковать лошадей, подправить доспех. В-третьих, там уже с лета трудились мастера и должны были изготовить нужное количество ладей, на которых Ярослав планировал, подобно пращуру Святославу, аки барс, молниеносно прыгнуть с Москов-града на Коломну.
Почему именно на нее? А в этом опять-таки хитрость имелась. Хотя Ярослав предусмотрительно распорядился слегка попридержать рязанских купцов, да и прочих, кои на юг направлялись, чтоб они лишнего не разболтали, Константин все равно мог случайно услыхать про собираемое воинство. Но, гадая, куда оно направится, непременно решит, что Ярославу с Юрием куда выгоднее держать путь из стольного Владимира по Клязьме до Оки, а там прямиком к Рязани. А уж когда до него донесется весточка о муромских полках, Константин, вне всяких сомнений, подумает, что с ними следуют и владимирцы с переяславцами и прочими, а потому про северо-западные рубежи и думать забудет. А уж про Коломну и вовсе не вспомянет — в одну точку и стрела дважды не бьет.
Была у Ярослава и еще одна причина начинать с Коломны. Взять ее означало доказать — и в первую очередь самому себе, — что январское поражение не более чем досадная случайность, которую усугубил Константин своими подлыми рвами и не менее подлым ударом в спину.
Правда, получалось, что ныне и сам Ярослав тоже в какой-то мере поступает не совсем честно. Мысль об этом не раз приходила в голову князю, но он всякий раз успокаивал себя тем, что с волками жить — по-волчьи выть. Опять же, если разбираться, — он ничегошеньки не таил, шел в открытую. А что Константин не угадает его план, в том вины переяславского князя нет. Думать лучше надо было, вот и все.
