В руке своей он ощущал новый хлебец, подобный тому, который он уже съел, но хлебец, так легко и свободно ему доставшийся, уже не возбуждал в нем интереса.
На вопрос Гарримана ответил русский профессор Медведев.
— Вопрос поставлен молодым джентльменом своевременно. Я полагаю, что в те времена, когда войска Великого Александра шли по реке Исфаре завоевывать Роканд, хан Роканда и все его население, бежавшее от грозных полчищ врагов в горы и пустынные места, сделали из Кон-и-Гута хранилище, в котором ими были спрятаны наиболее драгоценные предметы из их имущества. Но я сознаю, что>7 это только половина возможного решения задачи. Неясно, что заключено под корнями другого растения, в другом ходе Кон-и-Гута. Все это суждено узнать будущей экспедиции.
— Если позволит судьба, — как будто про себя произнес Шедит-Хуземи.
При начавшемся снова обмене мыслями среди ученых, фон-Вегерт, наклонившись к Гарриману, сказал:
— Как вы здесь очутились? Расскажите мне тихонько, кто вы такой?
— Я — Гарриман, — ответил мальчик.
— Так. Как ваше имя?
— Джон.
— Вы очень голодны?
— Теперь не очень.
— Вы часто бываете голодным?
— Днем почти всегда, а ночью всегда.
— Где вы живете?
— Теперь нигде.
— А раньше?
— Раньше у Водслея.
— Кто это Водслей?
— Он торгует старым платьем на Нижнем рынке.
— Вы торгуете вместе с ним?
— Нет, я занимаюсь другим делом.
Смутное подозрение опасности такого допроса всколыхнуло было все существо Гарримана, но симпатия к этому столь строгому по виду человеку с живыми, ласковыми глазами пересилила недоверие. Гарриман окинул фон-Вегерта быстрым взглядом и улыбнулся.
— По-видимому, вы попрошайничаете? — продолжал фон-Вегерт.
— О, нет! — воскликнул Гарриман. — То, что я делаю, и хуже и лучше этого.
— Так что же вы делаете?
— Я… вор, сэр.
Фон-Вегерт откинулся на мгновение, но затем лицо его приняло прежнее выражение спокойствия и доброты. Он спросил:
— Значит, вы попали сюда исключительно из-за меня?
— Да, сэр.
Шепот собеседников стих. В зале царили молчание и тишина. На экране вновь заблестело изображение таинственного камня.
Был слышен низкий внятный голос Резерфорда.
Фон-Вегерт оперся подбородком о ладони рук и стал слушать.
Гарриман, охваченный волнением, возросшим от беседы с обкраденным им человеком, все же не мог оторвать своих глаз от экрана.
Резерфорд говорил:
— Профессор Бонзельс первым произвел подсчет всех отличающихся друг от друга знаков в этих письменах и определил их число в восемьдесят одно. При этом он высказался не в пользу их чисто звукового значения. Тем не менее, он предположил, что группы верхней строки, как будто заключенные в овальные рамки, от которых остался только видимый след в форме горизонтальных линий, идущих под текстом, служат для передачи собственных имен. Профессор Бонзельс не высказал иных соображений и не предложил своего варианта перевода. Прочие члены комиссии, — продолжал Резерфорд, — занялись филологической разработкой надписи.
