Впрочем, ненадолго. Часов в десять вечера генерал Р. уведомил генерала Л., секретаря СБВ, что госпожа Федченко крайне обеспокоена непонятным отсутствием мужа. Только тут генерал Л. вспомнил, что в обед их председатель сказал ему без особого нажима (такая у старика была манера), что вечером у него дело в городе и если к восьми он не вернется, пусть генерал Л. прочтет записку, которая лежит в среднем ящике председательского стола. Два генерала со всех ног бросились в помещение Союза, потом обратно за ключом, так как генерал Л. его забыл захватить, и снова в помещение Союза, где наконец достали записку. Там было написано: «Не могу избавиться от странного чувства, за которое потом мне будет, наверно, стыдно. На 5.30 у меня назначена, встреча в кафе, дом № 45, рю Декарт. Там я должен увидеться с осведомителем противной стороны. Я подозреваю ловушку. Все устроено генералом Голубковым, и он везет мены в своем автомобиле».
Что сказал генерал Л. и что ответил генерал Р., я опускаю. По-видимому, оба соображали довольно медленно, потому что потратили еще какое-то время на маловразумительный телефонный разговор с негодующим владельцем кафе. Была уже почти полночь, когда Славская, в цветастом халате и якобы спросонья, отперла им дверь. Ей не хотелось бы тревожить мужа — по ее словам, он уже спал. А в чем, она поинтересовалась, дело? Не случилось ли чего с генералом Федченко? «Он исчез», — ответил честный генерал Л. «Ах!» — произнесла Славская и грохнулась в глубоком обмороке, чуть ли не переломав в гостиной мебель. Все-таки сцена потеряла в ее лице не так много, как полагало большинство ее поклонников.
Двое генералов сумели сдержаться и не рассказать генералу Голубкову про записку, и он, отправляясь с ними в помещение СБВ, думал, что его просто позвали обсудить, следует ли сразу обратиться в полицию или сначала спросить совета у восьмидесятивосьмилетнего адмирала Громобоева, который почему-то почитался царем Соломоном Союза.
— Как это надо понимать? — спросил генерал Л., протянув Голубкову разоблачительную бумагу. — Вот, прошу ознакомиться,
Голубков ознакомился — и сразу понял, что все пропало. Не будем заглядывать в бездну охвативших его чувств. Он возвратил записку и пожал худыми плечами.
— Если это действительно писано генералом — а похоже, надо признать, что почерк его, — мне остается только выдвинуть предположение, что кто-то действовал, приняв мое обличье. У меня есть, однако, основания надеяться, что я смогу оправдаться перед адмиралом Громобоевым. Предлагаю немедленно отправиться к нему.
