И он вернулся к деду. Дед обрадовался, он тоже скучал без Павла. Они тогда завеялись, как выражался дед, на рыбалку на три дня с палаткой. Вот это было время! Дед у костра вечерами такое порассказал внуку о себе и своей партизанской жизни, что Пашка искренне пожалел, что опоздал на полвека родиться. Он бы показал этим фрицам, где раки зимуют!
Спустя три недели мать, уезжая, поплакала, прижимая его к груди, и высказалась вполне искренне, что если бы Павел родился девочкой, которую она так хотела, будучи беременной, то, конечно, её бы на деда не оставила. Павел разозлился ещё больше, запретив себе скучать и когда бы то ни было пролить хоть единую слезинку по матери. За отцом он вообще не скучал, а может быть, отца ему заменил дед? Так думал Павел в одиннадцать лет. Когда дед перевёл его в городскую школу, Павел, кажется, забыл всё, что было в прежней жизни.
А потом он увидел Софию. Она болела, когда Павел появился в классе, и пришла только после осенних каникул, когда он уже был знаком со всеми ребятами не только из своего, но даже из параллельных классов. Сначала ему пришлось не сладко: в первые дни кое-кто пытался подтрунивать над новичком и возвыситься за счёт его. Но длилось это недолго. Павел, как будто ждал серьёзной провокации, чтобы дать волю своей ярости и кулакам, и не заводился по ерунде. Он был из той породы русских, которые долго запрягают, да быстро едут.
Это случилось в день, когда в классе появилась ОНА. София вошла уже после звонка, слегка раскрасневшаяся, с блестящими синими глазами, в коричневой форме с тщательно отутюженным пионерским галстуком. На ногах у неё были красные туфельки на маленьких каблучках. Звонко простучав этими каблучками по полу и по сердечку Павла, она села на свободное место за партой, перед ним. От неё повеяло запахом лесного утра и нежным ароматом свежевымытых волос. Он чуть не задохнулся от возможности протянуть руку и потрогать русую косу и коротенькие пушистые завитки на её шее. Так весь урок литературы и просидел — одурманенный и слегка пришибленный её присутствием. Временами Павел «улетал» за окно, и его здесь не было вообще.
Внезапно он услышал свою фамилию. Валерка толкнул его в бок и что-то промямлил на ухо. Павел не расслышал — что. Он поднялся и непонимающе посмотрел на учительницу.
Она глядела на него с иронией и молчала. Потом без контекста продолжила:
— Итак, Батурин, я слушаю.
— Что? — удивлённо спросил Павел.
По классу прокатился дружный хохот. Русоволосая головка повернулась к нему, и синие глаза заинтересованно посмотрели на Павла. Павел покраснел как рак и смутился.
