— Зверюга, — проникновенно сказал Круглый, — ну нахрен ты нам грузишь всякую лажу? Мы чё тебя спрашиваем-то? Скажи — куда мы идём, зачем и где мы вообще, мать его так, находимся?
Зверь поднялся на ноги, башней возвышаясь над всеми нами и от его исполинской фигуры повеяло угрозой. В прежние времена, встретив эдакое чудовище в безлюдном переулке, я бы бросился бежать со всех ног. А сейчас очевидно, какой-то переключатель в голове, от перегрузки стал в другое положение. В общем — мне было пофигу.
Это молчаливое противостояние продолжалось несколько секунд, после чего Зверь словно сник и опёрся спиной о стену каменной хижины. Его холодные глаза потускнели, точно лёд, наполнявший их, запорошило пылью.
— А если я вам скажу, что не знаю? — глухо сказал Зверь, — не знаю — куда мы идём, зачем и где находятся эти долбанные катакомбы, в которых не действуют ни труба, ни коротковолновик, ни спутниковая связь. Не знаю — и всё. Хрена бы вы узнали то, что я вам сейчас скажу если бы я, как и вы не был так растерян и даже…напуган. Мне пообещали сто тонн зелени — до и двести — после, если я доставлю Емелю к нужному месту и верну его обратно. Утюг не просто так сказал вам слушаться его приказов ведь он один знает за каким хером мы блуждаем по этой дыре, — он помолчал, а потом криво ухмыльнулся и буркнул, — но кое-какие выводы можно сделать уже сейчас. Если этим братьям-акробатьям действительно за стольник, то этот самый огненный поток, про который они базарили, это — дерьмо, дающее долгую жизнь и здоровье. Этого добра у них, пруд пруди.
— Здорово Емеля тебя тогда, — без всякой издёвки, просто констатируя факт, сказала Вобла, но гигант всё равно поморщился, будто укусил особо злобный лимон, — никогда бы не подумала, будто сто десять килограмм можно с такой лёгкость зашвырнуть на такое расстояние.
— Сто двадцать, — поправил её Зверь, — когда он меня ухватил, у меня было такое ощущение, словно я попал под пресс.
— А Утюгу уже шестьдесят семь, — задумчиво сказал Круглый и потёр нос, как будто ощущал предстоящую попойку, — и тубик свой он так и не залечил. Ещё года три, ну, от силы — пять, и поставят ему шикарнейший памятник из чёрного мрамора, с ангелочками и бабами плачущими. Он как-то сказал, типа ему у Отара такой сильно понравился.
— У мудаков вкусы сходятся, — пробормотала Вобла, со странной ухмылкой и медленно согнула указательный палец, точно нажимала на спусковой крючок, — надо будет их рядом закопать.
